Захотелось поскорее очутиться на палубе, собственными руками потрогать пушки, проверить, легко ли поворачиваются. Алексей с нетерпением посмотрел на штурвального катера — нельзя ли быстрей? Но для того все это давным-давно уже стало привычным, он вел катер «по ниточке», впритык подошел к борту парохода и с удивлением взглянул наверх, на спардек: почему никто не принимает фалинь?
С палубы послышались суматошные крики, топот ног по железному настилу, громкий голос Ушеренко, как будто распекавшего кого-то. Маркевич поймал насмешливые искорки в глазах штурвального: ну и пароход, ну и команда, ну и дисциплинка… «Вот они плоды невмешательства Ефим Борисовича! — закипая от злости, подумал Маркевич. — Стоит отлучиться, и сразу бедлам!»
Улучив мгновение, когда катер поравнялся со штормтрапом, он прыгнул на ступеньку и начал карабкаться наверх. А едва голова его поднялась над планширом фальшборта, как в уши, в лицо ударило такое оглушительное «бумм!», что чуть руки не разжал.
Над задранным к небу стволом носовой пушки всплыло сиреневатое облачко дыма. Привычно и ловко перебрасывая тело на палубу, Алексей услышал протяжный, звенящий от напряжения голос Ушеренко:
— Слева… курсовой…
И вдруг, заглушая его, на берегу и на кораблях на рейде загрохотала ожесточенная артиллерийская пальба. Яков взмахнул рукой, и пушка «Коммунара» выстрелила еще раз, потом еще и еще. Не совсем понимая, что происходит, почему, зачем эта стрельба, Маркевич побежал на мостик и только отсюда разглядел сигнальные флаги «воздух!», развевающиеся над всеми тральщиками и на высокой мачте на берегу.
Самолетов противника не было видно, хотя белые облачка разрывов зенитных снарядов все гуще вспыхивали над островками, прикрывающими с моря вход на рейд. На мостик почти одновременно примчались рулевой и Лагутин. Лицо у штурмана было бледное, но возбужденное, азартное, словно вот-вот готовился он пустить в ход свои кулаки.
— Старпома на мостик! — крикнул ему Маркевич, несколько раз из края в край перебрасывая ручку машинного телеграфа. — С якоря сниматься!
— Есть! — Семен умчался на полубак.
Но сниматься с якоря, маневрировать, уклоняясь от вражеских бомб, не пришлось: на пароход обрушился давящий рев моторов, над самым рейдом промелькнули и исчезли в стороне моря едва уловимы для глаз зеленые точки, и на береговой мачте торопливо всплыл новый сигнал «Отбой!»
— Отбой, товарищ командир! — поднявшись на мостик, козырнул Ушеренко. — Сафоновцы пошли, дадут им сейчас прикурить…
Вид у Якова был такой довольный, такой восхищенный самим собой, что Маркевича подмывало объявить ему благодарность за отличную службу. Ведь не шутка же: не успел установить пушки, как первым на рейде открыл огонь по противнику!