Было отчего нервничать капитану, хотя Маркевич и старался казаться уверенным и спокойным. Иначе нельзя, на него сейчас смотрят не только свои моряки, а и сосредоточенные, молчаливые, успевшие приготовиться к дерзкой операции «пассажиры».
— У вас все готово товарищ капитан? — подошел и спросил хрипловатым голосом командир десантников майор Петров. — Через час семнадцать минут будем на месте.
— Все готово, товарищ майор, — в тон ему лаконично ответил Алексей. — Люди на постах, задержки не будет. А у вас?
— Только бы дождя не было, а за нами дело не станет. Дадим прикурить!
Он сказал это так, словно не просто предвидел, а точно знал, что и как произойдет через час на вражеском берегу. Петрова тревожит лишь погода: Будет холод и дождь или нет? Не помешают ли они операции? Все остальное для него — заранее продуманное, предрешенное, что называется — открытая книга. От этой уверенной бодрости майора капитан тоже почувствовал себя и увереннее, и бодрее.
— Долго и напряженно тянулись последние минуты, и чем ближе к решительному моменту, тем длиннее становились они. Берег уже где-то недалеко, прямо по курсу, — черный, незримый, быть может, ощетинившийся сотнями орудийных и пулеметных стволов. Окно в рулевую рубку открыто, и возле него, невидимый даже отсюда, стоит и вместе с рулевым не сводит глаз с картушки компаса Семен Лагутин. И все же Маркевич нет-нет да и подойдет, глянет на тускло мерцающий фосфоресцирующий диск: как на курсе? Внизу, на ботдеке, возле шлюпбалок, на которых уже повисли моторные вельботы, приготовились судовые матросы. Там были и Иглин, и Коля Ушеренко, и Золотце с боцманом Яблоковым. Им предстоит буксировать за вельботами к берегу лежащие сейчас на палубе неуклюжие карбасы с пехотинцами. Там и Носиков, которому придется командовать спуском десантных средств. И тоже где-то там, где сейчас он нужнее всего, Григорий Никанорович Симаков.
Маркевич поежился — зябко! — и только сейчас заметил, что как вышел с полчаса назад из штурманской рубки на мостик, так и стоит без шинели. Взглянул на светящийся циферблат наручных часов — оставалось еще сорок три минуты — и прошел в рубку, одеться. Поставил на карте точку — ух ты всего лишь шесть миль до береговой черты!
Дверь вдруг отворилась, и вошел Симаков. Будто почувствовал парторг тревогу капитана и, по своему обыкновению, без зова вошел туда, где без него трудно. Дружески улыбнувшись ему, Маркевич сказал:
— Скоро уже, старина. Признаться — волнуюсь: такое дело…
Симаков взглянул на него поверх очков, прищурил в добродушной улыбке глаза: