— Дядя Ефим, в порядке…
С последней партией десантников уже без карбасов, они подошли на вельботе к берегу, когда разрывы орудийных снарядов гремели где-то за ближними скалами и развороченными, еще дымящимися фашистскими дзотами. От берега, увозя раненых, один за другим отваливали «большие охотники».
— На судно? — спросил Закимовский, своим вельботом приткнувшийся рядом.
— Валяй, мы тоже сейчас, — отозвался Иглин.
Но возвращаться на пароход не хотелось. Так бы и бросился в уже чуть бледнеющую ночь, в гущу боя, так бы и врезался в него, да вельбот нельзя оставлять на мальчишку…
Коля почувствовал колебания кочегара, кивнул головой в сторону разрывов:
— Айда?
Петр не ответил повернулся лицом к берегу. Чужая, но уже политая кровью советских бойцов земля лежала сейчас перед ним, содрогаясь от ударов корабельной артиллерии. Точно так же, как там, на Волге, рычали тяжелые взрывы, пели пули над головой. Точно так же, нарастая и ширясь, доносилось могучее, грозное русское «ура».
Стало трудно дышать — до того захотелось туда, где бой. Показалось, что даже голос услышал — знакомый, немножко хрипловатый, окающий, каким не раз говорил с бойцами в передышках и особенно перед злыми атаками член Военного Совета фронта. И лицо его увидал, как наяву, — немолодое, круглое, очень усталое лицо рабочего русского человека, солдата. И в глаза его заглянул — в чуть прищуренные от утомления, человечные, непоколебимые в своей вере, глядящие в самую твою душу. В такие глаза, которым ни за что не солжешь.
И, вздохнув глубоко-глубоко, подчиняясь немому велению этих глаз, Петр отбросил незакуренную папиросу, поднялся во весь свой гигантский рост и коротко — Коле:
— Пошли!
И они пошли.
Было пусто вокруг — ни души. Бой гремел уже далеко. Глуховато, как волны отдаленного прибоя, перекатывались отголоски «ура», и Иглин, чуть прихрамывая, ускорил шаг: догнать! Ушеренко не отставал от него, лихорадочно шаря глазами по едва различимой, изрытой ямами и воронками земле. Он споткнулся и радостно вскрикнул, подобрав на краю неглубокого окопа тупорылый короткий автомат. Кочегар обернулся.
— Немецкая цацка. Давай. Для тебя попроще найдем…
Скалы, камни, воронки и груды земли затрудняли их путь, приходилось петлять из стороны в сторону, выбирая мета поровнее. Коля вздрагивал, косясь на трупы в не нашей форме, то нелепо скрюченные на краю уже полной воды ямы, то придавленные обломами скал, то присыпанные песком. А Иглин шагал, не замечая их.
— Подбери, — сказал он, пнув носком замеченный в предрассветном сумраке пистолет. — Хорошо бы тесак найти. Тесаком в рукопашной работать куда сподручнее.