— С прошлого года. Успела сыграть несколько ролей. Публика принимает на «бис», даже голова кружится от успехов…
И, словно спохватившись, что отвлеклась от темы их разговора, так и не ответила на вопрос мужа, Муся опять заговорила о Самохине:
— Он тоже у нас играет, этот неотразимый. На амплуа героя-любовника. Несколько раз после спектаклей провожал меня домой, заходил. — Она бросила быстрый взгляд на дочь и продолжала громче, насмешливее: — А потом я познакомила его с Зиной, и бедняга совсем потерял голову. Ты же знаешь Зинку, она кого угодно сведет с ума.
Алексей промолчал. Почему-то рассказ о «герое-любовнике» неприятно кольнул его. Чтобы не выдать себя, спросил, стараясь изобразить заинтересованность:
— Сейчас вы тоже что-нибудь ставите?
— Как же, завтра премьера! — радостно подхватила Муся. — Хорошо, что ты успел вернуться, Лешенька. Ты же пойдешь в клуб, правда? Обязательно посмотришь спектакль. Я буду играть только для тебя!
— Пойду. Попрошу второго штурмана подменить меня на вахте.
Локтем прижав к себе ее руку, он заглянул в безмятежно спокойные черные глаза жены и состроил испуганно-удивленную мину:
— Подумать только, а? Я — и вдруг муж народной артистки республики. С ума сойти!
Муся рассмеялась, позвала дочь:
— Иди с нами, малышка. Расскажи папе, какую чудесную куклу подарил тебе дедушка к Первому мая…
Маргарита Григорьевна встретила зятя с необыкновенной, отнюдь не свойственной ей радостью. Едва они переступили порог дома, как она захлопотала, закудахтала, вытирая слезы:
— Слава богу, наконец-то, вы дома! Мусенька вся извелась от тоски, ночей не спит… Никуда мы вас больше не отпустим, так и знайте, ни-ку-да!
Алексей никогда не питал добрых чувств к этой женщине. Временами он даже ненавидел ее: ради дочери, единственного своего божества и фетиша, Маргарита Григорьевна способна пойти на любую ложь, на подлость, на преступление.
Но надо ли, стоит думать об этом сейчас?.. И, чмокнув воздух около самой щеки тещи, он ответил, как мог непринужденнее и шутливее:
— Никуда? И чудесно! А в Крым?
— Что в Крым? — не поняла Маргарита Григорьевна. — Зачем?
— В Крым, на берег теплого моря! — Маркевич обнял за плечи жену. — Разве плохо? Иеронима Стефановича с собой возьмем, Глорочку. Всем колхозом!
Он успел заметить, как Муся переглянулась с матерью. Будто не взглядом обменялись они, а словами, понятными только им двоим. Но и этого оказалось довольно, чтобы теща заторопилась на кухню:
— Батюшки, да ведь все пригорело! Заболталась я с вами, детки…
И, обернувшись у дверей, посмотрев на зятя не улыбчивыми, а встревоженными глазами, закончила: