— Идите к отцу, Леша. Ждет…
Профессор Невецкий действительно ждал Маркевича, даже в институт не пошел в этот день. Он поднялся из глубокого кожаного кресла, широко раскинув навстречу зятю бледные руки с тонкими музыкальными пальцами и, троекратно расцеловавшись с ним, сказал, щурясь сквозь стекла очков:
— Стареем, стареем, молодой человек. Мешочки под глазами, морщинки… Садитесь! — Иероним Стефанович пододвинул к столу старомодный стул с высокой спинкой. — Стало быть, домой? И надолго, неспокойная душа?
Он тоже заметно сдал за этот год. Стал как бы суше, костлявее, не просто сутулился, а горбился, расхаживая по кабинету. Кончики усов и волосы на затылке отливали голубоватой сединой, и только косматые черные брови по-прежнему нависали над молодыми, всепонимающими иронически-веселыми глазами, да необыкновенно молодые пальцы рук не знали ни на мгновение покоя.
Невецкий любил задавать вопросы и этим очень походил на свою внучку, на Глору. Не ожидая ответов Маркевича, а может и не интересуясь ими, он спрашивал и спрашивал: где успел побывать «Коммунар», чем болели в рейсе моряки, не встречало ли судно немецкие подводные лодки, а если не встретило, то почему… И тем временем как бы случайно, как бы не думая о том, что делает, поставил на край стола два стакана из тонкого, почти невидимого стекла, вытащил из шкафа объемистую бутыль, налил из нее в один — на самое донышко, другой наполнил до краев.
— С возвращением, — поднял профессор первый стакан. — С благополучным прибытием, Леша.
Он чокнулся с подчеркнутой, даже чопорной торжественностью, будто придавая этому ритуалу особое значение, а сам с любопытством покосился на зятя: не поперхнется ли? Но Алексей уже раньше успел испытать эту хитрость старика и, хотя спирт холоднвм пламенем ожег горло, не поморщился, залпом выпил до дна.
— Ого! — Иероним Стефанович беззвучно рассмеялся. — Нет, кажется, я ошибся. Вас еще рано записывать в старцы.
Алексей, как всегда чувствовал себя удивительно хорошо и уютно в этой комнате, с этим немного суматошным, непосредственным стариком, в любую минуту способным на самый неожиданный поступок. Он знал, что у тестя скоро иссякнет запас вопросов, и тогда ему самому придется подробно и обстоятельно, день за днем, описывать весь недавний рейс «Коммунара». Так бывало не раз, и это доставляло удовольствие обоим. Но едва Иероним Стефанович опустился в кресло, едва устроился, положив ногу на ногу и откинув седую голову на мягкую спинку, как прибежала Глорочка и позвала их к столу, обедать.
— Ладно, — чуть помрачнел профессор, — пойдем. А разговор наш, — он подмигнул в сторону шкафа, куда успел прибрать бутыль со спиртом, — продолжим на досуге.