Выгони Никанорыч его с судна, обругай, обзови самыми последними словами, и Золотце не был бы больше поражен, чем этим будничным, как бы равнодушным тоном и этим предложением. Чуть не бросился он к старшему механику, чуть не закричал от радости; но — не вскочил со стула, не вскрикнул. Только изо всех сил вцепился пальцами в подлокотники, ломящей болью в суставах заглушая сладкую боль в груди. Скахал коротко, глухо, отрывисто:
— Согласен, Гриша… Куда ж мне еще…
— Договорились, — так же коротко подхватил Симаков. — Посиди. Я скоро вернусь.
Борис Михайлович на мгновение нахмурился, когда старший механик появился на пороге его каюты. «Не в духе», — отметил про себя Симаков, но вида не подал. Спросил так, точно расстались они не вчера вечером, а минут десять назад:
— Что нового, товарищ капитан? Не слыхали, куда нас думают направить?
С худощавым, внешне медлительным, всегда сдержанным этим человеком Ведерников чувствовал себя обычно немного скованно, настороже. На него не прикрикнешь, не оборвешь на полуслове, — и возраст не тот, чтобы кричать, и положение на судне не очень-то зависимое: старший механик. А когда узнал Борис Михайлович, каким авторитетом пользуется Симаков в политотделе, даже у Таратина, и вовсе старался ладить с ним, придерживаясь излюбленного своего правила без нужды не лезть на рожон. Так было и теперь: в душе все кипело, потому что пришлось чуть свет, по вызову мчаться на судно, на перетяжку, а Григорию Никаноровичу улыбнулся так, будто только и ожидал его прихода:
— Не знаю. Опять, пожалуй, в конвой пошлют, куда же еще?
— В конвой? — не очень уверенно посмотрел на него Симаков поверх очков и вытащил из внутреннего кармана кителя сложенный вчетверо лист бумаги. — Возможно, и так. Схожу после обеда в политотдел, поговорю с Таратиным… Я к вам вот по какому делу: Курочкин заболел, старший машинист. В больницу его вчера забрали. И надо бы замену.
— А вы заготовьте требование в отдел кадров, я подпишу.
— Зачем? — поднял Григорий Никанорович удивленные глаза. — Есть замена. Уже на судне: машинист Закимовский. Отлично, скажу я вам, показал на перетяжке. Высокой марки специалист! На него и пошлем требование, а? Вот документы, смотрите.
Заранее соглашаясь — лишь бы все хорошо, Ведерников протянул руку. А взял поданную стармехом бумагу — и глаза на лоб:
— Как?! Из лагеря, и сразу на судно? Да вы что, батенька, разве можно? Ни в коем случае!
— Да? — Симаков почесал подбородок. — Жаль. Придется другую затребовать. Так и скажу товарищу Таратину.
Он начал было складывать свидетельство Закимовского по сгибам, но капитан остановил его, опять взял документ.