— Я готов.
— Вот и отлично, — одобрительно кивнул Глотов. — Я знал, что вы с радостью примете назначение. Учтите: капитаны «Щорса» и «Анапы» в Арктике никогда не бывали, условий плавания во льдах не знают. Стало быть, вам, Борис Михайлович, и старшим быть, и караван вести.
А Таратин добавил, как всегда пряча черные глаза за синеватыми веками-шторками:
— Люди у вас настоящие, не раз проверенные. Симаков, Маркевич, Закимовский… Больше людям доверяйте, товарищ капитан. Во всем опирайтесь на людей. Не подведут.
Что оставалось делать? Распрощался Борис Михайлович с супругой, наслушался в последний раз ее охов и причитаний и — на судно: ночью в море.
…Транспорты двигались кильватерным строем, самым полным ходом, стремясь поскорее проскочить небезопасное от налетов фашистских бомбардировщиков Беломорское горло. И ишь после того, как вырвались на простор Баренцева моря, обогнули Канин Нос и пошли дальше, Борис Михайлович вздохнул с облегчением: теперь — на восток, до Арктики немцам не дотянуться. Правда, судя по сводкам, ледовый режим в тамошних морях выдался не очень легкий. В Восточно-сибирском и особенно в Чукотском — сплошные ропаки и торосы. Но одно дело — сводки, и совсем другое, если ветер изменится, задует с юга, погонит прочь от берегов многолетние паковые льды. Тогда и ледокол не понадобится, и пройдут они без единой поломки и задержки. И, спрашивается, кто, как не старший в конвое, окажется виновником этой победы, этого торжества? Конечно же он, пусть и старый, но предусмотрительный и умелый судоводитель, которому только и под силу выполнять столь ответственные и трудные задачи! Борис Михайлович мысленно потирал руки: «Дурак бы я был, если бы отказался!..»
В самом деле, что дал бы ему отказ? В лучшем случае — место за столом в диспетчерской, откуда уже отозвали всех молодых штурманов. В худшем — новое судно, а значит, опять все время на глазах у начальства, опять конвои под вражескими бомбами, в прифронтовом море, словно суп клецками, начиненном минами. Разве забудешь, как погибла «Аргунь»? Разве не могло быть с ним то же самое, что с Сааровым?
Лучше подальше, туда, где нет ни налетов, ни мин. Льды как-нибудь преодолеем, и — в Америку. А Америка далеко, там не воюют. Пока дотопаем, да ремонт, да погрузка… Пока обратный переход в Архангельск. Глядишь — и зимовка во льдах: чем черт не шутит? А войне-то уже конец, а?..
И Борис Михайлович спокойно, даже самоуверенно поднимался на ходовой мостик, окидывая и море, и корабли, и небо над ними таким взглядом, будто все это отныне и навсегда подчинено ему одному. Он не любил, когда по ночам его осмеливались будить: для этого есть старший штурман. Приказывал вызвать боцмана и молча тыкал пальцем в малейшую соринку на палубе. Каждую вахту требовал подробного донесения с ведомых транспортов о их положении, хотя положение и не менялось, и не могло измениться. И только воле флагмана кораблей охранения подчинялся безропотно и беспрекословно, как привык всегда подчиняться воле начальства.