Он ткнул окурок в тот же коробок, сел прямее и коротко сказал, будто отдал распоряжение:
— Хватит об этом. Остальное в Беринговом море узнаешь. Рассказывай о себе.
— Да что рассказывать-то? — слегка пожал Алексей плечами. — Плавал, как все. Больше в дальнем. Ну, в Испании довелось побывать, в плену у фалангистов…
— Знаю. Читал.
— А так все в порядке. Живу, как говорит Золотце.
— Ты что, видел его? Давно? — всем корпусом подался к нему Домашнев.
— Да он же у нас, на «Коммунаре»! Старшим машинистом. Сидел, понимаешь ли. До Архангельска едва живой добрался. Ну, взяли мы его на судно: сначала плох был, а сейчас ничего, отошел.
— О том, что сидел он, я знаю, — откидываясь на спинку кресла, сказал Домашнев. — В тридцать восьмом узнал, когда меня секретарем Владивостокского горкома партии избрали. Что, думаю, за чепуха такая? Золотце — и вдруг шпион! Пришлось повозиться…
— Постой, постой, — теперь уже Алексей потянулся к нему, чувствуя как сразу забилось от волнения сердце. — Говоришь — повозиться? Так это, значит, ты?
— Что я?
— Выручил его. Нелепое это обвинение снял. Он же рассказывал мне, что за него кто-то заступился, а кто, сам не знает. Мишук, ты?
— Не все ли равно? — Михаил опустил глаза, ставшие вдруг, как прежде, лучистыми, ясными-ясными, полными юношеского смущения. — Дело не в этом, Леша. Важно, что наш человек жив и здоров, а кто помог ему — не все ли равно?
— Нет, погоди, ты не прав! — Маркевич схватил его за руку, притянул к себе, пытаясь глубже заглянуть в глаза старого друга. — Я сейчас Егора Матвеевича сюда позову, ты ему сам скажи, что и как, пускай он…
— Не надо. Ни к чему. И ты не говори ему обо мне ничего. Ведь не во мне дело, Алексей: не я, так другой сделал бы. Иначе у нас и быть не могло. Да… А старика ты береги. Наш старик, всем нутром наш, советский, и береги его, Леша…
Может, Михаил сказал бы и еще что-то. Может, и больше приоткрыл бы перед товарищем свою необыкновенно чистую, человечную душу. Ведь недаром же покраснел он вдруг от предложения Алексея, недаром сжал его пальцы в своей едва заметно дрогнувшей руке.
Но распахнулась дверь, на пороге салона вытянулся, вскинув руку к бескозырке, подтянутый порученец командующего, и привычный к докладам голос его без следа разметал настроение Алексея и Михаила:
— Товарищ батальонный комиссар разрешите обратиться?
— Обращайтесь, — строго, отрывисто ответил Домашнев и сразу стал каким-то далеким, будто шторку официальности опустил на свое лицо.
— Контр-адмирал просит на палубу: к борту подходит тральщик!
— Ясно. Иду. Можете быть свободны.