Алексей посмотрел на часы: без четверти девять.
— А не поздно?
— Да он, небось, только-только из пароходства успел вернуться. Пойдем!
Бурмакин начал подниматься из-за стола, но Маркевич придержал его за руку: — Посидите минутку, я наверх и сразу назад.
Дверь в зрительный зал по прежнему оставалась запертой, и напрасно подергав ее, посмотрев, нет ли поблизости кого-либо из знакомых, Алексей рассердился. Минуту назад он еще раздумывал, идти ли к Глотовым. Бежал по лестнице, чтобы встретить жену и отправиться с нею домой, — перед Бурмакиным можно извиниться. Но Муси так и не оказалось, хотя уже ровно девять. Не искать же ее по всему клубу, не торчать до полуночи перед запертой дверью!
И решительно надвинув фуражку по самые брови, он направился вниз.
Бурмакин ожидал у входа в буфет.
— Ты что это такой надутый? — рассмеялся он.
Маркевич не ответил, махнул рукой:
— Пошли!
Покинув клуб, они зашагали по Поморской. А когда пересекли Петроградский проспект и направились дальше, к Новгородскому, время от времени перебрасываясь скупыми фразами о чем попало, Алексею вдруг показалось, будто вон там, впереди, тесно прижавшись друг к другу, идут двое, — да не Муся ли? Он невольно ускорил шаги: догнать! Но парочка свернула в какие-то ворота и скрылась за углом двухэтажного деревянного дома в глубине чужого двора.
…Петр Павлович оказался прав: у Глотовых не ложились. Степанида Даниловна хлопотала на кухне, убирая после ужина посуду, ей помогала внучка, Анюта, страсть как вытянувшаяся за последние год-полтора. Обе шумно обрадовались неожиданным гостям и, отправив Бурмакина в кабинет к Василию Васильевичу, Алексея, как своего, усадили тут же за стол.
— Экой ты вымахал, Алешенька, — заговорила Степанида Даниловна, жилистой, в крупных морщинах рукой погладив Маркевича по голове. — И в плечах шире, и лицом строг. Ну, капитан! Только волос вот перестал виться. Думаешь много, заботишься, а? Сразу видно…
Старушка разглядывала его с такой внимательной ласковостью в своих обычно серьезных глазах, что Алексей покраснел. Он притянул ее к себе, поцеловал в одну и в другую ладони и чуточку виновато ответил:
— Стареем, мать. Все понемногу стареем. Вот только на вас время не действует. Небось, и сейчас все хозяйство на этих руках лежит?
— Уж и хозяйство! — рассмеялась Степанида Даниловна. — Всего заботы, что Васль с Нинушкой да мы с Анюткой. Вот она у нас какая красавица, внучка моя. Ничего и делать мне не дает, все сама да сама. Жениха ждем, Алешенька: прилетит ясный сокол, и — прости-прощай, лебедушка!