. К 29 сентября он был готов.
Питер Диамандис обратился в то утро к собравшимся:
– Дамы и господа, мы присутствуем при начале революции персональных космических полетов – здесь и сейчас. То, что происходит сегодня в Мохаве, – не технология. Это готовность рисковать, мечтать и, возможно, проигрывать.
Старт был назначен на 7:12. Сидя за спиной Берта в диспетчерской, я смотрел на монитор, где «Белый рыцарь» достиг точки разделения. Майк запустил двигатель и резко «заломил кривую», переходя в вертикальный полет. Траектория и инверсионный след выглядели идеально. Я смотрел, как несется стрелка альтиметра: 100 000 футов, 110 000, 120 000…
Я уже научился угадывать настроение членов команды по тому, как они себя ведут. Обычно они сидели на стуле расслабленно, следя за компьютерами, и слушали переговоры Дуга и Майка в наушниках. Но через минуту после зажигания, когда скорость достигла 2,6 маха, все метнулись к экранам. Я пригляделся к монитору и увидел, что привлекло их внимание. Прямая линия инверсионного следа теперь явно стала извилистой. SpaceShipOne волчком вращался вокруг продольной оси. Эрик Линберг – внук Чарльза и представитель Фонда X Prize – сказал, что был уверен: «Корабль сейчас разорвет, и Майку конец».
Какое-то время и я боялся этого, потом увидел, как Берт спокойно, без тени паники, озирает присутствующих. Он наблюдал подобное вращение на тренажерах и нисколько не сомневался, что корабль выдержит динамические нагрузки и безопасно войдет в атмосферу.
– Мы сможем справиться, – сказал он немного погодя. – Управление вернется, как только аппарат покинет атмосферу.
Испытатели ощущают страх, как и все мы, но лучшие не дают ему на себя влиять. В SpaceShipOne, вращающемся со скоростью примерно оборот в секунду, левая рука Майка замерла над двумя тумблерами под красными пластмассовыми крышками – отключение двигателя (на видеозаписи полета видно, как дрожит его рука). Майк знал, что выбраться из такой ситуации непросто. Действительно, в SpaceShipOne был предусмотрен аварийный выход. Пилот мог повернуть ручку, вытолкнуть носовой люк и спуститься на парашюте. Но парашют ничем не поможет на высоте свыше 50 000 футов – давление там такое низкое, что расширение воздуха в легких может привести к разрыву внутренних органов. А Майк находился на высоте 220 000 футов. Он убрал руку от тумблеров. Нужно было лететь дальше.
Борясь с головокружением, Майк следил за дисплеем с показаниями. Солнце мелькало в иллюминаторах кабины. Майк стал работать ручкой и педалями против направления вращения. После восьми или десяти оборотов головокружение прекратилось. К высоте около 300 000 футов, где атмосфера разрежена настолько, что ручные органы управления уже не действуют, скорость вращения упала до приемлемых половины оборота в секунду. Навигационная система SpaceShipOne отказала, и показания расчетной высоты у Майка не совпадали с данными Дуга Шейна в диспетчерской. Дуг сказал: