А в дальнейшем, думал я, благодаря нашему атласу удастся проникнуть в тайны памяти, желаний, сострадания – всего того, что делает человека человеком.
Я люблю путешествовать с семьей и близкими друзьями. Мама полюбила Таити и Японию, Африка ей понравилась меньше – после инцидента с ворвавшимся в поселение бегемотом, которого пришлось на веревках вытягивать из бассейна. Больше всего ее впечатлил тур по плантациям Миссисипи – задушевные беседы на веранде под чай со льдом, как в детстве, когда в Анадарко она забегала к соседям по дороге из школы. Такого умения слушать, как у нее, я не встречал до сих пор.
Постепенно скупая землю вокруг моего дома в Мерсер-Айленде, я построил там жилье для мамы и сестры. Мама устроилась довольно уютно, аккуратно расставив по стеллажам свою библиотеку из 15 000 книг, купленных в основном на дешевых развалах. Ей доставляло ни с чем не сравнимое наслаждение перебирать свои выстроенные по алфавиту сокровища, радуясь встрече со старым знакомыми.
Мама вела встречи в книжном клубе для жен преподавателей Вашингтонского университета, выбирая в один год книги африканских писателей, в другой – восточноевропейских. Выбор доставлял ей не меньшее удовольствие, чем обсуждение. Список из ста самых любимых книг, который она села составлять для меня, разросся до ста шестидесяти пяти. «Что может быть лучше хорошей книги?» – не уставала она повторять. Однако читать ей оставалось недолго. Поздно ночью 21 января 2003 года в моем электронном журнале появилась запись: «У мамы разновидность Альцгеймера (диагностировали за эти две недели). Сердце кровью обливается».
Деменция надвигалась постепенно. То мама с легкостью решала кроссворд, а то забывала сказанное минуту назад. Рассеянность выводила ее из себя, она уже дошла до той мучительной стадии, когда больной чувствует, что теряет разум, но ничего не может с этим поделать. Сознание погружалось в долгие сумерки, за которыми сгущалась темнота. Я видел все ужасы Альцгеймера воочию, и они меня убивали. Если я мог хоть как-то помочь избавить от подобной участи других, стоило попытаться.
В день появления этой записи мне исполнилось пятьдесят – возраст, когда начинаешь задумываться о том, что оставишь после себя. В сентябре 2003 года я открыл Институт исследований мозга, сделав вклад на 100 миллионов долларов. Устав института вышел довольно амбициозным: «Нам выпала эпохальная возможность объединить исследование генома и мозга, а также использовать информацию и технологии для работы в области нервно-психических, нейродегенеративных и психических нарушений».