— Семнадцатого октября, на субботнем пленуме Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза было принято единогласное решение об освобождении Никиты Сергеевича Хрущева от занимаемой должности Генерального секретаря Коммунистической Партии Советского Союза и Председателя Президиума Верховного Совета СССР в связи с возрастом и состоянием здоровья… — В мёртвой тишине квартиры, нарушаемой только приглушённым прерывистым всхлипыванием Нины, слова диктора произвели эффект разорвавшейся бомбы.
— Как? Что он такое говорит? Что всё это значит?.. — Ничего не понимая, Наталья наморщила лоб, но переварить эту новость так и не успела, потому что после тихого щелчка в трубке произошло долгожданное соединение. — Алло, горком? Беспокоит Крамская, — напрягая голосовые связки, резко произнесла Наталья. Ошеломленно вслушиваясь в незнакомый мужской голос, она несколько секунд молчала, потом вдруг лицо её, превратившись в искривлённую подрагивающую маску, пошло красными пятнами. — Как это — умер? Что значит, умер? — скулы Натальи мелко затряслись. — Вы что, с ума сошли, какой сердечный приступ? Где Крамской? Я вас не понимаю… — не желая поверить в произошедшее, в замешательстве проговорила она. — Господи!!! — вылетев откуда-то из глубины, сдавленный крик Натальи ударился о потолок и, так и не долетев до неба, разбился вдребезги. Кувыркнувшись, земля уехала у неё из-под ног, и, выпустив телефонную трубку из рук, зашатавшись на ватных ногах, Наталья стала медленно оседать на пол.
* * *
Хоронили Михаила 22 октября 1964 года, в четверг. Над алым и чёрным крепом горкомовского зала заседаний плыла торжественно-печальная, траурная мелодия реквиема, накрывая собой море красных гвоздик и непокрытые головы пришедших проститься со своим бывшим.
Стоя у гроба мужа, Наталья смотрела в строгое восковое лицо покойного и не могла поверить в то, что эта неживая маска принадлежит её Михаилу.
Заострившись и напоминая хрящеватый клюв хищной птицы, нос Крамского высоко выступал над его белыми скулами и сложенными в тонкую прямую линию обескровленными нитками губ. Серые ввалившиеся ямы щек разрезали лицо надвое, подчёркивая уродливую линию нависающего угловатого подбородка. При жизни необыкновенно яркий и эффектный, после смерти Михаил выглядел поистине чудовищно. Чужой, незнакомый, он казался намного старше своих пятидесяти, и, глядя в прикрытые тонким, полупрозрачным пергаментом век глаза мужа, Наталья не могла отогнать от себя мысли, что на алой атласной подушке гроба лежит кто-то другой.