Танго втроём. Неудобная любовь (Дрёмова) - страница 94

— Пусь всигда-а-а бу-дит сонца! — радостно горланил из ванной Мишуня, и, прислушиваясь к его звонкому голосочку, сопровождавшемуся бульканьем воды, Люба не могла сдержать улыбки. — Пусь всигда-а-а бу-дит неба! Пусь всигда-а-а бу-дит мама…

Внезапно Минюшкин голос оборвался и бульканье прекратилось. Замерев, Любаня изо всех сил напрягла слух, пытаясь уловить хоть какие-то звуки из ванной, но за дверью царила гробовая тишина.

— Минька! — Стряхнув с ладоней панировочную крошку, Люба почувствовала, как её сердце, вздрогнуло и остановилось. — Мишенька!

Перепугавшись до полусмерти, она бросилась в коридор, соединяющий кухню с прихожей и, рванув дверь ванной, облегчённо выдохнула: живой и невредимый, Мишанька по-прежнему сидел в воде и, сосредоточенно ковыряя в носу, о чём-то размышлял.

— Ты почему перестал петь? — не удержавшись, Люба взглянула на него с укором, но, словно не слыша её слов, сын молчал. — Мама чуть с ума не сошла. — Переходя на понятный малышу язык от третьего лица, Люба готова была нашлёпать шутника по мыльной попе и расцеловать от радости в обе щеки.

— Это неправильная песня, я её больше не стану петь, — глядя на мать, неожиданно выдал он.

— Чем же она неправильная? — присев на край ванны, Люба потрогала воду и, убедившись, что всё в порядке, обтёрла ладонь полотенцем.

— Здесь всё про маму да про маму, а про папу ни разочка нет, это нечестно, — непосредственно подытожил юный критик. — У меня папа умер, но ведь папы умерли пока не у всех, у других мальчиков они ведь есть. Я видел, как за Геной Фёдоровым один раз папа приходил. И за Сашей Крюковым тоже, — после недолгого раздумья неуверенно добавил он. — Они пока не умерли, как мой, но я Гене с Сашей сказал, что они тоже обязательно скоро умрут, — ни на секунду не усомнившись в своей правоте, непосредственно заметил он. — А наш папа насовсем умер? — Огромные тёмно-карие глаза впились в лицо матери, и Люба почувствовала, что ответить на этот вопрос она не готова.

— У меня с тобой все котлеты подгорят, философ! — использовала запрещённый приём Любаша и, увидев, как маленькие бровки поползли к переносице, поспешно выскользнула из ванной. — Если тебе не нравится эта песня, пой какую-нибудь другую, только не молчи, — крикнула она на ходу и, очутившись на кухне, наконец перевела дух.

— В ли-су ра-ди-лась ё-лачка, — переключившись на новую песню, Миша с упоением зашлёпал по воде ладошками и, увлёкшись мыльными пузырями, напрочь забыл о своём вопросе.

Приподняв крышку со сковороды, Любаня дала выйти пару и, осторожно подцепляя железной лопаточкой картофельные котлетки, перевернула их на другую сторону. Потом зажгла ещё одну конфорку и, отрегулировав высоту пламени, стала наполнять чайник водой.