— Зи-мой и ле-там строй-ная, зи-лё-ная бы-ла-а-а-а-а! — с упоением растягивая последнюю ноту, во весь голос прокричал Минечка.
Истратив весь запас воздуха и, по-видимому, набирая следующую порцию, Мишенька на секундочку затих, и в это мгновение Любе показалось, что в коридоре звякнул дверной звонок. Поставив чайник на конфорку, она ещё раз наклонилась и, на всякий случай убавив огонь до минимума, подошла к входной двери. Вероятнее всего, звонок ей послышался, потому что сегодня вечером они с Минюшкой никого в гости не ждали.
— Кто там? — не услышав ответа, Шелестова удивлённо пожала плечами и, набросив цепочку, щёлкнула замком.
Перед ней в полумраке лестничной клетки стоял какой-то мужчина в зимнем пальто и, пряча лицо в высокий воротник, смотрел в приоткрывшуюся щель входной двери.
— Вы кто? Вам что нужно? — Чувствуя, как между лопатками пробежал неприятный холодок страха, Люба напряглась и, всматриваясь в полумрак, чуть прикрыла дверь. — Вы к кому?
— К тебе. — Опустив воротник, мужчина встал в полосу света, падавшего из двери.
— Кирюша? — отражаясь от стен лестничных пролётов, голос Любани гулко заметался по этажам и, упав, раскололся на куски о мелкие квадратики шершавых разноцветных плиточек пола.
— Я тебя нашел, — сделав последний шаг, Кирилл приблизился к Любе вплотную и, остановившись у полуоткрытой двери, впился в неё глазами. — Как долго я тебя искал, целую вечность!
— Ma-рос сниш-ком у-ку-та-вал… — из-за двери ванной доносился едва слышный, приглушённый звуками булькающей воды голос Мишеньки.
Застыв на месте, Кирилл заглянул в глубь прихожей, и лицо его покрылось бледностью.
— Это… Миша? — не отважившись назвать мальчика своим сыном, Кирилл облизнул сухие губы и, дотронувшись рукой до двери, почувствовал, как под его нажимом цепочка натянулась до упора.
— Зачем ты пришёл, Кирилл? — не отвечая на его вопрос, Люба холодно взглянула на Кряжина, и в косом луче света, падавшем из дверной щели, её лицо, передёрнувшись, превратилось в непроницаемую маску.
— Я люблю тебя, — торопливо проговорил он. Опасаясь, что Люба захлопнет перед ним дверь, Кирилл громко сглотнул и почти перестал дышать. — Я не смогу без тебя.
От своих поспешно произнесённых слов, которые он репетировал три долгих года, Кирилл готов был закричать от боли и отчаяния. Нелепые, жалкие, куцые, они казались пустым звуком, лишённым всякого содержания и чувства. Бесцветно прошелестев, они упали к ногам любимой женщины ломкими хлопьями обгорелой бумаги.
— Уже поздно, — негромко сказала Люба, и Кирилл не смог понять, к чему относилось это «поздно»: то ли ко времени суток, то ли ко всей его непутёвой жизни.