– Мать, ну что ты дуешься? Дите ж несмышленое, само не знает, что несет…
– Насрать мне на дите, – хладнокровно отозвалась Йоко. – Я действительно напряжена, но это из-за альбома. И из-за Шона.
– Брось, Хелен о нем прекрасно позаботится. Я и сам скучаю, но не могли же мы тащить его с собой в Россию. В Лондоне сразу же позвоним ему. Из ближайшего автомата.
Джон покосился на Йоко. Она продолжала сидеть с непроницаемым лицом. Тут он вспомнил, что она назвала две причины своей напряженности, и Шон был второй из них.
– А что альбом? – риторически произнес он и легкомысленно махнул рукой. – Деннис его сделает.
Йоко с громким шипением выпустила воздух между зубов.
– Говорю тебе, сделает!
– Да?! А он будет обзванивать их, как я, и вытаскивать на студию, когда один уже в запое, второй продался на другую сессию, третий пообещал и не пришел, а четвертый врет, что заболел?!
– Будет, будет. А если кто не появится, он найдет на замену кого-нибудь получше. И вообще, мать, в конце концов, напрягаться или не напрягаться – это твой выбор, на самом деле от этого ничего не зависит.
– Не сотрясай воздух зря. Скажи честно, что тебе просто на-пле-вать.
– Ну, если ты настаиваешь… Да, мне просто наплевать. Йоко передернуло.
– Я сделал все, что было в моих силах, – продолжал Джон, не глядя на нее. – Я придумал для твоих песен отличные аранжировки, записал твой вокал и сам исполнил подпевки, я нашел отличных музыкантов, жирного инвестора и надежного продюсера. От меня уже ничего не зависит, и теперь мне действительно на-пле-вать. Тем более что впереди меня ждет кое-что поинтереснее…
– Так, всё, теперь стих, – остановила его Йоко жестом.
– Только, пожалуйста, не на японском.
– Что?… Я говорю, закрыл глаза и стих. Спи. Нам лететь еще полтора часа, и можно вздремнуть. Неизвестно, что нас ждет в Лондоне и будет ли там возможность передохнуть.
Помолчав, Йоко сделала над собой усилие, улыбнулась и вкрадчиво спросила:
– Джон, милый, скажи мне честно, мои песни, что, правда, полное дерьмо?
– А? – Джон уже клевал носом. – Нет.
– А вы с Полом будете их играть?
– Нет.
– А я? Я буду выступать с вами?
Ответ ей был ясен, хотя Джон и не произнес его, так как уснул окончательно. Что спасло его от шока, который он испытал бы, увидев метаморфозу, которую претерпело выражение ее лица.
…Он бежал легкой трусцой по тропинке, было приятно топать босыми ступнями по мягкому слою сухой хвои. Справа, слева и сверху надвигался лес, темный и зеленый, но почему-то он не пах лесом, не пах мхом или прелыми листьями. Джона это удивило, но ненадолго.