Но ведь эти трое не могли знать, что произойдет с людьми и домом, и потому с огромным рвением строили новый амбар; собственно, с досками и столбами, врытыми в землю, возились не трое, а четверо, поскольку тогда уже был Сташек, единственный сын Михала и Марии; было ему год или два от роду, когда строился амбар. Он появился на свет летом 1940 года. Как-то ночью весной того года Мария Топорная взяла руку мужа и положила на свой большой живот, чтобы Михал мог почувствовать, как там внутри что-то вздрагивает и шевелится. В ту ночь они долго не спали, потрясенные тайной жизни и ощущением своего единства.
Однако настанет такой день, когда Михал Топорный навсегда покинет отчий дом, бросит жену и сына и все дни и ночи, проведенные с ними, сочтет потерянным временем; а также все дни, потраченные на ремонт амбара, строительство сарая и разные работы в поле и на своем небольшом дворе, сочтет потерянным временем, которое надо наверстать и о котором следует забыть. Никакие воспоминания не смогут остановить его, и память окажется бессильной, ибо он все-таки уйдет и бросит свою деревенскую семью, и Мария плюнет вслед ему, уходящему, от злости и обиды; а десятилетний Сташек, увидев плачущую мать, запустит в него комом земли, как в бродягу и вора. Это произойдет восемь или девять лет спустя, но они все еще не знают, что случится, когда минует то время, и потому Михал, этот молодой, рослый, смуглый мужик с ястребиным, алчным взглядом, ходит по своему двору и по своей земле, полученной в наследство, так, словно она будет принадлежать ему до гробовой доски, а потом перейдет к сыну Сташеку и к будущим внукам и правнукам, и ощущает ограниченное ее скромными пределами удовлетворение и счастье, которого попытается с презрением и издевкой сторониться всю свою последующую жизнь.
Но эти усилия окажутся тщетными, и гнилая стреха останется в его памяти наперекор всему и призовет Михала к себе в последние часы его жизни, и тогда он смирит гордыню перед гнилой соломой и трухлявыми стропилами и вернется к родимому порогу, проскользнет во двор крадучись, словно блудный сын, вдохнет запах тлена и запустенья и, стоя понурившийся и согбенный у стен пустого отчего дома, будет прислушиваться к тихому, таинственному шороху рассыпающегося в прах дерева.
Это будут уже последние минуты жизни Михала Топорного, точнее директора Михала Топорного, и к ним мы еще вернемся, а сейчас необходимо выяснить причины, способствовавшие тому, что он решился оставить дом и бросить свою деревенскую жену и сына.
Следует вернуться к тому дню, когда Михал, его жена Мария, дядя Миколай и сын Сташек сооружали пристройку у южной стены амбара. День был погожий, и заходящее солнце не пряталось в тучи, а опускалось за край земли, оставаясь до последнего мгновения видимым и чистым. Оно ярко освещало только что возведенную стену амбара, и все были очень довольны, полагая, что эта пристройка простоит долго. Дядя Миколай по оттенкам заката предсказывал ветреную погоду, и действительно, когда на следующий день деревенский учитель вошел во двор Топорных, с полей дул довольно резкий ветер. Учитель вызвал Михала для какого-то разговора. Они стояли под навесом, и Мария из сада видела, как учитель что-то объяснял Михалу, а тот улыбался; вот учитель замахал руками, вероятно в чем-то убеждая его, а Михал, видно, не очень-то поддавался, раз слушал с такой беззаботной улыбкой. Учитель гнул свое, и все объяснял, и все быстрее махал руками.