День превращал Михала в обыкновенного мужика, и снова этот ночной великий бунтарь и созидатель видел перед собой те же самые цели, что и многие поколения его предков, — то есть другой край поля, до которого надо побыстрее дойти с косой в руках, чтобы завтра стремиться к другому краю поля с другим делом.
Бывало, днем он стыдился, представляя себя стоящим в ночи под старой ивой и мысленно преобразующим, согласно предназначениям учителя, землю и жизнь.
Но вечером Михал торопился закончить хлопоты по хозяйству, чтобы успеть на тайные занятия; его влекло то, о чем там говорилось, и влекла ночь с ее тишиной и пустотой, которую можно легко заполнить, чем пожелаешь.
И он набрасывал на плечи длинный, свободный пиджак и выскальзывал из дому, торопясь на квартиру учителя. Исподволь складывался у него такой образ мыслей, и окружающий мир так бередил его нервы, что сама эта монотонность мелочных хлопот, заполняющих рабочий день крестьянина, эти насмешки и издевки по поводу ночных размышлений, унижение, которое он усматривал в повседневных хлопотах, — все это, вместе взятое, лишь сильнее толкало его к учителю и к ночным мечтам в одиночестве.
Порой, когда ночи бывали теплыми и тихими, они отправлялись с учителем в прибрежные заросли.
Иногда приходилось проводить там занятия и беседы. Усаживались на берегу широкой реки и шепотом повторяли пройденное, а потом учитель рассказывал, тоже шепотом, о разных событиях, которые близятся и к которым нужно как следует подготовиться.
Широкая гладь, колыхавшаяся у их ног, была черна, и заросли позади них также были черны, но это была не плотная, непроницаемая чернь воды, а мягкая чернота кустов, слитая воедино. На той стороне реки смутно белел противоположный берег какого-то мертвенного цвета. Если пойдешь далеко влево по этой узкой полосе мертвой земли или поплывешь вверх по течению в этой густой смоляной воде, то можно дойти или доплыть до большого города; а если пойти по той же узкой полосе далеко вправо или поплыть вниз по течению, то можно дойти или доплыть до другого большого города.
Но пока что их разводит по домам узкая тропка, теряющаяся в кустах, и через несколько часов при свете солнца день снова примет свои мизерные, будничные масштабы.
Утром Михал пойдет на свое свекольное поле, и обнаружит потраву, и догадается, что тут побывала корова соседа, который не запер как следует свои ворота.
Михал повздорит с соседом из-за этой потравы; бранясь, они выйдут на свекольное поле, и Михал станет преувеличивать ущерб, а сосед преуменьшать, и перепалка постепенно будет все яростнее, ожесточеннее, и наконец Михал не выдержит и даст по морде соседу, а тот покачнется, но быстро очухается и отплатит тем же. Тогда Михал выгнет свою могучую спину, весь сожмется, и снова бросится на соседа во имя неприкосновенности этой земли и кормовой свеклы, и наотмашь хватит его кулаком промеж глаз, да так сильно, что тот покачнется и рухнет на землю, и с минуту будет лежать без сознания, а Михал будет стоять над ним с неловким чувством победителя и разглядывать перекошенное лицо угомонившегося соседа и увидит, как из угла его рта вытечет, не спеша прокладывая себе путь по небритой щеке, капля крови и как эта красная капля повиснет на щеке, а потом оторвется от нее, упадет на землю и исчезнет.