– Пустите-ка, – попыталась вмешаться Фируза, но Доркин отстранил ее.
– Ты ей ничем не поможешь, девушка, – сурово сказал он. – Она умрет через несколько минут. Но я хотел бы узнать… Ты слышишь меня, Де Вайле?
Брови колдуньи страдальчески сошлись у переносицы. Она медленно, с усилием, вновь открыла глаза.
– Покайся в своих грехах, пока у тебя еще есть время, – сказал Баламут, и в голосе его не слышалось ни малейшего сочувствия.
– Покаяться… – прошептала Де Вайле. Губы ее искривила хорошо знакомая ему холодная усмешка. – Перед тобой?..
Она сделала паузу, переводя дыхание, и Доркин склонился ниже, чтобы не пропустить ни слова.
– К дьяволу, – сказала Де Вайле, – я ухожу к дьяволу… а ему моя исповедь не нужна. Ты сказал… я не знаю, что такое любовь. Возможно… Когда-то и я любила… но как мало это значит! Уйди, оставь меня, Баламут. Тебе не понять, и никому из вас не понять. Есть то, что выше вашей любви… но вам никогда до этого не подняться. Глупец, ничтожество… ты даже не знаешь, что ты убил. Уйди, дай умереть спокойно…
Де Вайле задохнулась, и по телу ее пробежала судорога.
– Говори, – потребовал Баламут. – Говори! Ты была в сговоре с Хорасом, не так ли?!
Он и сам не знал, как его осенила эта догадка. Возможно, подсказка таилась в страшном сне, который его разбудил…
– Была, – пробормотала колдунья. – Я помогала ему с самого начала. А теперь умираю… Гиб Гэлах увидел правильно – искупительная кровь…
– Зачем ты это сделала?
– Я не хотела ее убивать, но мне было велено… если б она не вернулась в Данелойн, я получила бы то, чего жаждала более всего на свете – сокрытое знание… Но проклятый дар ее оказался сильнее… он и впрямь помогает вам, недоумкам, превозмочь наши усилия…
– Кто это мог велеть такое?
– Тебе не все ли равно?.. много крови прольется еще в Данелойне из-за принцессы Май. Он хотел избежать этого… о, Черный Хозяин знает, что делает, и это далеко не конец, нет, не конец…
– Что еще за Черный Хозяин?
Тут последние краски сбежали с лица Де Вайле, тело ее выгнулось дугой, обмякло, глаза закатились.
– Нет! – вскрикнул Баламут, хватая ее за плечи и встряхивая. – Нет, ты скажешь все, проклятая ведьма!..
Но сказать она уже ничего не могла.
Некоторое время Баламут стоял на коленях, стиснув зубы и не отрывая тяжелого взгляда от неподвижного тела на полу. Затем медленно поднялся и, обратившись к Овечкину, буркнул:
– Пойдем вынесем ее отсюда, друг. Дабы не отравляла нас далее своим присутствием…
Принцесса заплакала.
Растерянный Михаил Анатольевич безропотно помог вынести закутанное в плащ тело Де Вайле из дому в лес. Шли в полном молчании, и в лесу Доркин вырыл неглубокую могилу, торопясь избавиться от предательницы, и они наспех забросали ее землей.