И огонь в камине неожиданно загудел и располыхался вовсю. Фируза ахнула, а Михаил Анатольевич вытаращил глаза – в пламени, откуда ни возьмись, заплясал его старый знакомец, Пэк. Глаза саламандры горели ярче огня, а пасть была оскалена в зловещем подобии улыбки.
– Ну, здравствуйте, – сказал Пэк и чихнул еще раз.
Фируза взвизгнула, вскочила на ноги и попятилась, но наткнулась на кого-то позади себя, отчего едва не упала и завизжала еще громче. Этот кто-то подхватил ее, и, повернувшись, обалдевший Михаил Анатольевич увидел перед собою еще и Ловчего. На всякий случай он тоже поспешно поднялся на ноги, не зная, чего ожидать от незваных гостей, ибо хорошо помнил, как они разозлились на него тогда, в лесу, из-за своей дурацкой игры.
– Приветствую тебя, Овечкин, – сухо сказал Ловчий.
Он аккуратно опустил Фирузу обратно на стул и откинул капюшон своего брезентового плаща, обнажив кудлатую голову с туманным подобием лица. Испуганная девушка вскочила снова и бросилась к Овечкину, ища защиты у него за спиною.
– Не бойтесь, – сказал ей Михаил Анатольевич, не испытывая, впрочем, особой уверенности в том, что бояться действительно нечего. – Это друзья. Я не успел о них рассказать. Здравствуйте! – добавил он, обращаясь к гостям.
– Интересные у вас друзья, – дрогнувшим голосом сказала Фируза. И миф о ничтожности Овечкина развеялся с этой минуты в ее глазах окончательно.
– Не такие уж мы ему друзья! – сердито прокричал Пэк, раскачиваясь в огне. – Но мы не тронем его, красавица, не бойся, а уж тебя-то не тронем тем более. Не стой столбом, колдун, и закрой рот. Нас прислали помочь тебе, поэтому забудем старые споры!
– Отец Григорий! – догадался Овечкин и просиял. – Это он вас прислал?
– Кто же еще, – буркнул Ловчий, подтягивая к себе свободный стул и усаживаясь поближе к огню. – Ну и сырость тут у вас! Садись, колдун, поговорить надо. Разговор у нас будет совсем непростой…
– Прознал отец Григорий про твою беду, – начал он, когда все расселись, но его тут же перебил Пэк.
– Я, по правде сказать, не понимаю, чего ради он принимает такое участие в некоторых захудалых волшебниках, – пропищала саламандра. – Но принимает, и более того, заставляет принимать других…
– Помолчи, – сказал призрачный охотник. – Никто тебя не заставлял. Носи ты одежду, так я бы сказал, что ты чуть из штанов не выпрыгнул от радости, когда тебе предложили прогуляться.
– Да уж, тоска смертная – день и ночь сидеть на посту, – скривился Пэк. – Ладно, молчу. Однако должен заметить, что для прогулок я предпочел бы другое место. Только ради отшельника… Молчу, молчу.