Михаил Анатольевич снова вздохнул, смерил взглядом расстояние до воды, покачал головой – на этот раз Хорас забыл вернуть его на место, на радостях, должно быть, – и неуклюже принялся пробираться вниз среди угрюмых камней и расщелин.
* * *
– Ну вот, видишь! А ты боялся, – сказал Ловчий, выслушав краткий отчет о встрече. – Он и сам найдет свою смерть. И уж коли он так ее хочет, он действительно не заставит тебя долго ждать. Все, выбираемся отсюда, да поскорее. Пэк чует недоброе, да и я, признаться…
Он настороженно огляделся по сторонам и принялся грести, пытаясь придать лодке максимальную скорость. Пэк застыл на своем месте и, как чуткая сторожевая собака, почти незаметно поводил носом из стороны в сторону. Фируза нашла руку Овечкина, крепко сжала ее своей ручкой, пытаясь выразить то ли сочувствие, то ли одобрение. Михаил Анатольевич не понял, но ответил благодарным пожатием. Сейчас, на обратном пути, чувствовал он себя значительно лучше – словно гора свалилась с плеч, да и на спутников своих смотрел он теперь другими глазами. Что-то изменилось в нем… Пэк и Ловчий больше не казались ему безжалостными существами не от мира сего, не способными понимать обычные человеческие чувства. Что призрачный охотник, энергичный мастер на все руки, что саламандра, забавное, веселое и нервное существо – оба они стали для него своими. Про себя он так и назвал их сейчас – друзьями. А про Фирузу и говорить нечего. Сейчас, когда душу не снедал более мучительный страх скорой и ужасной смерти, он прекрасно понимал, что одно только присутствие человека еще более слабого, чем он сам, – женщины, придавало ему сил и мужества и помогало держаться. Он был ужасно благодарен всем троим за то, что они настояли на своем и практически заставили его пройти через этот кошмар. Все теперь было позади, а впереди ждал Данелойн.
Михаил Анатольевич был близок к эйфории. Ему не хотелось ничего говорить, ибо он боялся расчувствоваться не на шутку, и потому он сидел молча и, тихонько перебирая пальчики Фирузы, смотрел в пол. И решительно ничего не замечал – ни настороженности Ловчего и Пэка, ни напряженности девушки, которая, хотя тоже испытывала облегчение, однако от эйфории, в отличие от него, была весьма далека. Спутники его тоже хранили молчание, и так они плыли довольно долго, пока Овечкину наконец не наскучило молчать. Он поднял голову и обнаружил, что лодка движется гораздо быстрее, чем раньше. А оглянувшись на Ловчего, заметил, что тот гребет изо всех сил, борясь с сопротивлением вязкой, густой воды. И припомнил тут Михаил Анатольевич объяснения охотника относительно того, каким образом стражники отыскивают ворота. В прошлый раз он слушал невнимательно, но все же понял, что время и место не имеют особого значения, а стало быть, и расстояние, и скорость тоже ни при чем. Зачем же охотник так усердно разгоняет лодку?