Михаил Анатольевич не верил своим ушам.
– Вы с ума сошли! Нет, я понимаю, конечно… но как же так можно – не попытаться даже… никуда я с вами не пойду! Зовите Хораса!
– Бесполезно это, – устало сказал Пэк. – Ни черта ты не понимаешь… Забирай его, Ловчий, пошли отсюда.
– Нет! – вскрикнул Овечкин.
Охотник медленно повернулся к ним.
– Хораса… А это мысль. Уж он-то тебе объяснит. Если сам еще жив, конечно.
И, не говоря более ни слова, он поднес сложенные руки ко рту. Подземелье огласилось нечеловеческим ревом такой силы, что Овечкин даже присел невольно, прикрыв голову руками. Если Ловчий мог за секунду до этого показаться ему существом совершенно бездушным, то сейчас он понял, что на самом деле испытывает охотник. Рев этот ничем не напоминал звук охотничьего рога, как в прошлые разы, в нем слышались все высказанные и невысказанные проклятия и неприкрытая угроза, и боль… казалось, один этот звук способен убить на месте любое живое существо. Неудивительно, что никто не откликнулся на него. Подземный мир будто вымер.
Выждав, пока затихнет эхо, Ловчий повторил вызов. И опять никто не ответил.
– Вот видишь, – глухо сказал он, опуская руки. – Похоже, ты уже свободен. Пошли.
– Нет, – Михаил Анатольевич твердо покачал головой. – Попробуйте еще раз. Мы не имеем права так уходить!
Сердце у него разрывалось. Малышка Фируза, такая храбрая… и такая беспомощная, в лапах у этого… у этой… Он не мог больше ни о чем думать.
– Вдруг она еще жива? Помните того карлика-короля… вдруг ее унесли к нему…
– Какая разница? – огрызнулся Ловчий. – У них у всех тут одно на уме!
Он не стал говорить, что именно. И без того было понятно.
– Нет, – упрямо сказал Овечкин. – Я не верю. Прошу вас, попробуйте еще…
Ловчий тяжело вздохнул, поднял руки…
– Меня звали? – послышался вдруг мощный низкий голос.
И из-за скального уступа показалась высокая фигура в черном.
– Хорас! – вскрикнул Овечкин. – Ты все-таки пришел!
Он обрадовался демону, как не обрадовался бы и родному брату. А тот в несколько прыжков спустился к самой кромке воды.
– Что-то случилось?
Хораса было не узнать. Лицо его светилось, глаза сияли, и весь облик его, темный и грозный, был прекрасен сейчас настолько, что внушал невольный ужас. Может быть, потому, что он все-таки был голодным духом, а может, потому, что для красоты тоже существует предел, за которым она становится страшной?.. Как бы там ни было, но, глядя на него, Овечкин усомнился в том, что кто-то из здешних обитателей осмелится когда-нибудь напасть на Хораса. И в данный момент был рад этому беспредельно.