Ди внезапно опустил на стол чашку и резко сказал:
— Перестаньте! Я не желаю опять выслушивать бредовую историю про лаковую ширму! Мне и одного раза вполне достаточно!
Дэн словно лишился дара речи. Затем, пристально глядя на бесстрастное лицо Ди, спросил:
— Как прикажете толковать вашу странную фразу, Ди?
— Она не нуждается ни в каких толкованиях, — прозвучал холодный ответ. — Трогательная была история, и рассказали вы ее с большим чувством. Даже меня разобрало. Только, разумеется, это был чистый вымысел, от начала и до самого конца. У вашей жены имелась всего одна сестра, а не три, и это всего лишь самая малая неточность изо всего, что вы насочиняли.
Лицо Дэна окаменело. Губы шевельнулись, но он так и не выговорил ни слова. Ди встал и, заложив руки за спину, подошел к открытому окну. Не оборачиваясь, глядя на колышущийся бамбук, он заговорил:
— Ваша сказочка про лаковую ширму — такой же вымысел, как и то, что вы любили свою жену. Вы любили лишь одно существо — себя самого, Дэн. Ну и, конечно, славу. Ваши тщеславие и эгоизм безграничны, но никакими приступами безумия вы не страдали никогда. Думаю, мать-природа все же обделила вас в другом отношении: вы страдаете половым бессилием. Но и из этого вы сумели извлечь пользу для себя. Не имея возможности произвести потомство или завести любовницу, вы создали себе репутацию «вечно влюбленного». Я терпеть не могу женщин, которые изменяют своим мужьям, но вашу жену мне искренне жаль: у нее, должно быть, была невеселая жизнь.
Ди замолчал. За его спиной слышалось прерывистое дыхание Дэна.
— С недавних пор вы стали подозревать, что у вашей жены связь с молодым художником Дэн Дэ, — продолжал Ди. — Очевидно, они познакомились в доме старшей сестры Серебряного Лотоса. Вероятно, их сблизило то, что над обоими нависла мрачная тень. Он знал, что жить ему осталось совсем недолго, она же страдала от того, что муж ее оказался холодным и жестоким человеком. Чтобы убедиться в истинности своих подозрений, вы выследили пару и стали подглядывать за ними. Бань сказал мне, что вы недавно подвернули ногу. Хромота послужила вам хорошим прикрытием: ее запомнили, а на другие ваши приметы внимания не обратили. Хромать вы скоро перестали, и опознать вас уже никто не смог бы. Я совсем позабыл о словах Баня, и вспомнил об этом только благодаря случайному замечанию Цзяо Тая насчет поврежденной лодыжки Гунь Шаня. Тут-то меня и осенило.
Да, супружеская добродетель — основа основ нашего общества, и для провинившейся и ее сообщника закон предусматривает смертную казнь через отсечение головы. Застав пару в момент преступного деяния, вы могли убить их немедленно, вы могли подать жалобу префекту, и их тут же казнили бы. Но чудовищное тщеславие не позволило вам сделать ни того, ни другого. Вы не пожелали расставаться со столь тщательно выстроенной легендой о «бессмертной любви» между вами и Серебряным Лотосом, которая неизбежно рассыпалась бы, едва людям станет известно, что жена обманывала вас с другим. Вы решили хранить молчание и принялись разрабатывать план мести, но такой, чтобы само убийство не разрушило, а еще более укрепило бы представление о вас, как об «идеальных возлюбленных», и, естественно, чтобы при этом вас не поймали за руку. Психическое заболевание и лаковая ширма подали вам идею. План получился великолепный. Вы разработали его до мелочей, долгими вечерами сидя здесь, в своей библиотеке, возможно, в те самые часы, когда ваша жена встречалась со своим любовником. Впрочем, это вас вовсе не волновало. А знаете почему? Вы не любили ее, скорее совсем наоборот, вы ее ненавидели, Дэн, потому что она действительно была великой поэтессой, и вы ее обкрадывали, воровали у нее все самые лучшие строки. Вы завидовали таланту жены и препятствовали публикации ее произведений. Но я видел ее рукописи, и должен сказать, Дэн, что вам никогда не достичь той изысканности стиля, того полета фантазии, которые были присущи ей.