Руслан всё понял еще когда увидел доверенность нового представителя Чеботарева: ЗАО «Родимич» в лице генерального директора Баранова Виктора Сергеевича. Ни много ни мало. И приказ от его же имени на имя старшего юрисконсульта Дротикова А. Б. на представление интересов клиента Чеботарева.
Выходя из здания суда, Руслан включил телефон. Тот приветливо моргнул синим, настойчиво загудел. Новое сообщение.
Он нажал на экране белый мигающий конвертик, подождал, пока загрузится.
«Твоя курица у нас. Не вякай и жди распоряжений, иначе получишь ее частями».
Эти сутки я сходила с ума.
Дом, в котором я оказалась, был пустой, хоть и обжитой. Складывалось впечатление, что хозяева приезжают часто, но не живут в нем постоянно. На полке рядом с беленой печью я нашла жестяные банки с гречкой и пшеном, холщевый мешочек с высушенной домашней лапшой, несколько банок с тушенкой и рыбными консервами. В отдельном мешке лежали соленые сухари. Кадушка у двери была доверху наполнена свежей водой.
Голодом меня уморить не планировали. И мучить жаждой тоже не собирались.
Тогда зачем я здесь? Я покосилась на вязанку дров у печи.
Первое, что пришло мне в голову – дурацкий розыгрыш Столбова. Нечто подобное он уже изображал на втором курсе института: ряженые, похищение, правда, в тот раз без усыпляющей веществ, а потом – раз, и он на белой «четверке». Я его уже тогда чуть не прибила и вроде однозначно дала понять, что мне такие шутки не нравятся.
– Идиот! – Это было единственное оправдание повторного похищения.
С другой стороны, его, кажется, тоже звезданули. Или нет?
Во всяком случае, я решила подождать утра – всё равно сколько ни вглядывалась в темноту за махоньким оконцем, ни одного проблеска света от человеческого жилья не нашла. Так что смысла выламывать дверь и бежать ночью по лесу я не видела.
Я побродила по дому. Откусила кусок хлеба, вкусного, свежего. Захотелось пить – попила. Свет в доме не горел, свечу я не зажгла. Ночь за окном была лунная и звездная, видно было и без этого.
В углу, в изголовье кровати, на резной подставке с вышитым красным крестиком полотенцем, стояла икона. Лампадка, понятное дело, давно погасла.
Я забралась туда, осторожно взяла в руки икону, поднесла к окну: на меня, тихо искрясь в лунном свете, строго смотрела Богоматерь.
– Вот те раз. Похитители, а верующие, – пробубнила я.
Икона еще больше убедила меня, что это дело рук идиота-Столбова.
Я не искусствовед, конечно, но мне показалось, что она пусть и не древняя, но старая: толстая, высушенная до звонкой легкости, доска покрыта с обоих сторон белоснежной грунтовкой, лик изящный, потемневший, позолоченный нимб. Такую вещь на чужого человека не оставят. Еще одно очко «в пользу» Столбова.