Лицо, шея, волосы, руки выше локтя – всё подверглось тщательной обработке. До саднящих царапин.
Я сделала большой глоток воды, прополоскала рот.
Руслан стоял, отвернувшись от машины, чуть в стороне, сутуло прислонившись к старой сосне. Дождь немилосердно барабанил по черному колпаку зонта. Я открыла дверцу и вышла под дождь.
Блуза мгновенно промокла, прилипла к телу. Я сделала несколько больших прыжков и оказалась под его зонтом.
– Лида… Ты чего?
Прижаться к нему. Большому. Горячему. Надежному.
Единственному на свете, который знает обо мне все.
Который видел меня там, на траве: раздавленную, разбитую и испуганную.
– Лида…
– Молчи, – я уткнулась ему в грудь, обняла за талию, спрятав мокрые руки под его куртку. Он выпрямился, чуть отстранился от дерева. Его рука скользнула по моим плечам, прижала к себе еще сильнее…
– Прости. Если бы не я и моя чертова работа, тебе бы не пришлось всё это пережить.
Я неистово трясла головой. Никаких возражений. Я помнила выражение глаз Катерины Ивановны и того громилу, что вязали у порога лесного домика.
И я знала: если бы не Руслан, меня бы уже не было в живых. Только в его руках были все ключи к похитителям. Никто не догадался бы так скоро связать воедино убийство судьи, слежку и мое похищение.
Я только прижалась к нему еще сильнее.
* * *
– Они на даче? – мы выехали на шоссе, радостно подмигивая спешащей из города плотной веренице автомобилей.
Я икала. То ли из меня выходила нервозность и испуг, то ли замерзла. От намокшей блузки поднимались тонкие струйки пара. Руслан с улыбкой поглядывал на мои потуги задержать дыхание и применить к себе другие способы народной медицины от икоты.
– Кто? Родители?
– Да, – снова икнула.
– Нет, дома. Тебя к ним отвезти?
Я ошалело замотала головой:
– Нет! Ты что?! Я не хочу, чтобы они видели меня ТАКОЙ…
Он прищурился и вздохнул:
– А есть разница? Они волнуются. И очень хотят тебя обнять.
– Я знаю. Они будут стараться сделать всё, чтобы я поскорее забыла этот кошмар. Будут делать вид, что всё хорошо, что ничего не изменилось, что ничего не произошло. И я им хочу в этом помочь… Им будет гораздо легче, если они не увидят меня в ТАКОМ виде, – широким жестом я показала ему себя.
Он с сомнением отмалчивался. Потом спросил:
– И что ты тогда хочешь?
– Я хочу переодеться и помыться. Вернее, не так: помыться и переодеться.
– Ко мне поехали?
Я представила себе его дом: уютную холостяцкую берлогу с пустым холодильником, недомытой чашкой из-под кофе у раковины, скомканным на полу ванной полотенцем. И поняла, что не хочу ЭТО везти в его дом.