Где-то там, под прозрачным куполом, накрывающим двор, светились окна иринкиной квартиры. И почему он не отговорил её идти ночью на площадь, почему не позвал её к ним? У них кондиционеры лучше, в конце-то концов…
Сашку колотил озноб, ноги стыли на полу. Хотелось жить — до ужаса, до отчаяния. Или хотя бы знать, что кто-то уцелеет, кто-то останется. Тогда он бы даже согласился умереть сам. Во имя чего-то, а не как таракан, которого вот-вот прихлопнут тапком или газетой. Кстати, тараканы, может, и выживут. Они, говорят, даже при ядерном взрыве ухитряются… Ох, как же холодно, как не хочется умирать! Если бы он мог, будто в сказке, выдохнуть весь тот холод, что скопился внутри, подуть на раскалившуюся планету и остудить её!
Сашка набрал в грудь побольше воздуха и с силой выдохнул. На стекле перед ним появился запотевший круг. Удивившись, Сашка прочертил по нему снизу вверх полоску, потом вторую, поперек. Испугался чего-то и поспешно дорисовал еще две — иксом. Подышал на стекло и добавил к рисунку несколько маленьких штришков. Получилась снежинка. Очень по-новогоднему.
— Сашенька, иди, посиди с нами! — позвала, подойдя к балкону, мама.
— Иду, — ответил он, не трогаясь с места.
Откуда-то из темноты появилась крошечная белая точка, подлетела к окну, прилипла к стеклу. За ней ещё одна. И ещё. Искусственный снег, вспомнил он. Должно быть, принесло ветром из центра или его по всему городу решили разбросать в честь праздника…
Белых точек становилось всё больше. А может, это не снег, а вулканический пепел? Сашка дернул вверх запор на раме, открыл створку, высунул наружу руку. Тьма дохнула в лицо холодом, словно решила вернуть то, что он пытался отдать ей.
— Александр, закрой окно немедленно! — рявкнул из комнаты отец и, судя по грохоту, вскочил, опрокинув стул.
Сашка не ответил.
На ладони таяли, превращаясь в капельки воды, крохотные снежинки.