— На площади… там было много света. Люди радовались. И они светились. Вернее, не люди, а их ауры, — сбивчиво ответил Тай и замолк в смущении.
— И эта радость тебя притягивала, да? — пришёл на помощь учитель.
— Да. Как будто… как будто магнитом.
— Только радость? Вспомни хорошенько.
Учитель, не отрываясь, смотрел в глаза Таю, во взгляде была доброта и понимание, и это немного приободрило Тая, помогло отвлечься от остальных. Глядя только на учителя, Тай попытался вспомнить свои ощущения.
— Радость. И веселье, — медленно проговорил он. — И забота. И ожидание. И ещё другое… Они все притягивали, только по-разному. Вот веселье — оно голубое, а забота — жёлтая и такая… шершавая. А веселье было гладким, почти скользким.
Эмикшеры внимательно слушали, и Тай смутился, сообразив, что несёт какой-то дет-ский лепет.
— Но все эти эмоции были светлыми? — не давая Таю замкнуться, спросил учитель.
— Да.
— А ты видел там тёмные эмоции?
Тай сосредоточенно кивнул, припомнив долговязого парня, который с неприязнью наблюдал за девушкой и укутывавшим её шарфом избранником.
— И тебе не хотелось подлететь к ним? Собрать их?
— Нет! — Тая передёрнуло.
Старшие эмикшеры вокруг снова переглянулись.
— М-да, — неопределённо хмыкнул самый пожилой из них.
Тая вдруг поразила страшная догадка.
— Учитель, — пролепетал он. — Когда Келс подлетел к тому коричневому парню, он… он забрал его обиду?
Учитель промолчал, и это стало для Тая исчерпывающим ответом. Расширившимися от ужаса глазами он обвёл присутствующих и сдавленно прошептал:
— А я, получается, забираю у людей радость?
* * *
Домой его не отпустили, да он и сам не стремился. Отводя глаза, учитель сказал, что некоторое время Таю придётся пожить в этом домике, в отдельной, вполне благоустроенной комнате. Таю было всё равно. Оглушающая правда тяжёлым грузом придавила его, а от того, что окружающие тоже её знают, становилось только хуже.
Он — паразит в мире людей! Хмурые, угрюмые эмикшеры — вот кто настоящие бла-годетели человечества. А он паразитирует на доброте и радости людей, можно сказать, по-жирает их счастье.
В первые дни отчаяние переполняло его, и Тай, как заведённый, кружил по комнате, слепо тыкаясь в стены и не замечая этого. Горькие мысли, набирая остроту, мчались по кру-гу: он — вампир, он — изгой.
А Синс? Беспокойство за друга снедало не меньше, чем тревога за себя. Синс не мог тоже оказаться вампиром — он вообще не пил людских эмоций, Тай видел это собствен-ными глазами. Тем не менее, его тоже изолировали. К тому же, Синс очень плохо себя чувствовал. Где он сейчас?