— Значит, вы убеждены, что Ли действительно ее изнасиловал?
— Разумеется. За это-то Фэн и убил его. А потом попытался представить это как самоубийство, точно так же, как сделал тридцать лет назад, убив Дао Гуана.
Заметив на лице Ма Жуна сомнения, судья продолжал:
— Ма Жун, убийцей должен оказаться Фэн! У него для этого были и мотив, и возможность это совершить. Теперь-то я полностью согласен с твоими приятелями Креветкой и Крабом, что такие, как академик, не накладывают на себя руки из-за неразделенной любви. Его должен был убить Фэн. Помимо всего прочего, именно ему был известен способ, который оказался безупречным тридцать лет назад. Жаль, что мне не приходит в голову никакого другого варианта: Фэн произвел на меня самое благоприятное впечатление. Но если он убийца, мне придется возбудить против него уголовное дело.
— А может быть, Фэн поможет нам отыскать какой-нибудь ключ и к смерти Осенней Луны, господин?
— Мне это крайне необходимо. Даже раскрыв загадку убийств Дао Гуана и академика, мы ни на йоту не приблизимся к тайне смерти Королевы цветов. Я убежден, что существует какое-то связующее звено, но у меня нет ни малейшего представления, где его следует искать.
— Вы сказали, господин, что поверили рассказу этого старого козла о Ли и Нефритовом Кольце. А как насчет остального?
— Я заметил, что после того, как Вэнь поведал нам о сделанном им академику предложении, ему удалось собраться с мыслями. Боюсь, он догадался, что я блефую. Сказанного изменить он уже не смог, но решил только этим и ограничиться. Подозреваю, что они говорили с академиком и о других вещах, о чем он предпочел не упоминать. Но в скором времени мы это выясним.
Некоторое время они шли молча.
Дао Баньдэ дожидался их возле винной лавки. Втроем они отправились к Серебряной Фее. Она сама открыла им дверь.
— Госпоже Лин неловко было принимать вас в своей жалкой лачуге, господин. Несмотря на недомогание, она настояла, чтобы я привела ее сюда. Она ждет вас в зале для занятий музыкой, где сейчас никого нет.
Она быстро проводила их в зал. У окна возле колонны сидела в кресле маленькая сгорбленная старушка. Одета она была в вылинявшее коричневое платье из простого хлопка. Седые не-прибранные волосы спадали ей на плечи, руки со вздувшимися венами были сложены на коленях. Услышав, что они вошли, старуха подняла голову и обратила на них свой незрячий взор.
Сквозь бумагу на окнах свет падал на ее обезображенное глубокими оспинами лицо. На впалых щеках проступали нездоровые красные пятна. Мутные глаза были до странности неподвижными.