Судья Ди кивнул.
— Что ж, если убийца не мог пробраться в гримерную по задней лестнице, как же он тогда сумел...
Ло испустил тяжкий вздох и печально покачал головой.
— Разве ты не понимаешь, Ди? Конечно же, это сделала проклятая поэтесса!
Судья выпрямился в своем кресле.
— Это невозможно, Ло! Ты хочешь сказать, что Юлань вошла в гримерную, как раз когда танцовщица... — Он оборвал себя на полуслове. — Святые Небеса! Да, конечно, она могла это сделать. Но, во имя Неба, почему?
— Ты ведь прочел ее биографию, которую я для тебя написал, правда? Надеюсь, что я все обрисовал в ней предельно ясно. Она была сыта по горло мужчинами, и когда познакомилась с Маленькой Феникс, то увлеклась ею. Мне сразу показалось довольно странным, что она лично доставила танцовщицу в мой кабинет. «Моя дорогая то, моя дорогая се»! Да еще пришла в пиршественный зал заранее, якобы чтобы помочь танцовщице подготовиться к выступлению. Подготовиться, как бы не так! Она торчала в гримерной больше получаса! Конечно, пыталась уломать эту девку. Танцовщица пригрозила, что пожалуется, и еще до середины ужина окаянная поэтесса придумала способ заткнуть ей рот.
— Просто потому, что танцовщица грозила пожаловаться? — недоверчиво переспросил судья. — Что за дело Юлани до этого? Ведь у нее в прошлом было множество... — И тут он хлопнул себя ладонью по лбу. — Мои глубочайшие извинения, До! Сегодня я на удивление непонятлив. Всемилостивые Небеса, да ведь официальная жалоба танцовщицы могла привести Юлань прямиком в руки палача, косвенно подтвердив показания возлюбленного убитой служанки и заставив весы правосудия качнуться в сторону виновности поэтессы.
— Именно так. Историю, заставившую ее уехать из Сычуани, в сущности, просто замяли. Поскольку тамошняя девушка — дочь наместника области, Юлань может не бояться, что всплывут какие-нибудь опасные для нее подробности. Но вообрази профессиональную танцовщицу, которая дает показания в суде, откровенно, со смачными деталями описывая то, что случилось прямо тут, по соседству с залом, где как раз шло пиршество с участием официальных лиц! Это бесповоротно решило бы судьбу Юлани. И она пришла в отчаяние.
До потер пухлой рукой вспотевшее лицо.
— Но и мое отчаяние сейчас ничуть не меньше! Как судья этого уезда я имел полное право на время задержать обвиняемую, которую везут по моей территории. Но при этом мне, конечно, пришлось дать начальнику конвоя документ с моей подписью и печатью, где черным по белому написано, что я целиком и полностью отвечаю за преступницу, пока она живет под моим кровом. А теперь эта преступница совершает здесь убийство, причем в точности того же характера, как то, в котором ее уже обвиняют! Какая запредельная дерзость! И она, конечно, думает, что я буду скрывать ее причастность, доложив, что преступление совершил проникший в дом злоумышленник. И таким образом спасу и ее шкуру, и свою. Но она меня плохо знает!