И он указал на открытую галерею, которая тянулась вдоль задней части террасы. Между колонн стояли столы с блюдами холодных закусок, чередующимися с тарелками искусно уложенных в пирамиды праздничных лепешек.
— Ло, я сейчас должен уйти. Мне нужно навестить кое-кого в городе, а потом пойти в святилище Черной Лисицы. Но я попытаюсь успеть к четырем, чтобы не опоздать к началу обсуждения твоих стихов.
После того, как они вернулись к остальным, мать Ло намекнула, что хотела бы удалиться. Академик и остальные раскланялись со старой дамой, а Ло вместе с Первой женой проводили ее в дом. Судья Ди сообщил академику, что к нему прибыл из Пуяна гонец со срочными бумагами, и извинился, что не сможет присутствовать на трапезе.
— Долг превыше удовольствия. Вы можете идти, Ди!
Первым делом судья отправился к себе в покои, потому что ему нужно было тщательно приготовиться к предстоящему визиту. Родственники людей, казненных за государственную измену, пусть даже и очень дальние, всегда смертельно боятся властей. Даже после многих лет в таких делах могут всплыть новые обстоятельства, грозящие им опасными осложнениями. Судья вынул из шкатулки с письменными принадлежностями полоску красной бумаги и крупно написал на ней: «СУН ЛЯН», справа добавил: «поверенный», а слева — вымышленный адрес в Кантоне. Переодевшись в простое синее платье из хлопка и надев на макушку черную шапочку, он вышел из судебной управы через боковые ворота.
На углу он нанял маленькие носилки. Кули стали протестовать, когда он приказал доставить его к скобяной лавке Хвана, ссылаясь на то, что путь туда слишком долог, а дороги в таком бедном районе слишком плохи. Но после того, как судья, не торгуясь, согласился с ценой и вдобавок сразу оделил их щедрыми чаевыми, они радостно пустились в путь.
Процветающие лавки на главной улице напомнили судье, что Хван задолжал взносы своей гильдии. Это означало, что он живет в отчаянной бедности. Судья велел носильщикам остановиться и купил на серебряную монету большой отрез дорогой синей ткани. В соседней лавке он приобрел двух копченых уток и коробку сладких лепешек. Совершив эти покупки, судья Ди продолжил свой путь.
Носилки миновали рынок, а следом за ним — жилой квартал, который судья узнал: там жил чаеторговец Мэн. Потом они очутились в бедном районе, узкие вонючие улочки которого были как попало замощены неровными булыжниками. Игравшие среди мусора полуголые дети замирали, провожая глазами носилки, которые явно редко появлялись в этих местах.
Не желая привлекать к своему визиту излишнего внимания, судья приказал высадить его перед небольшой чайной. Один носильщик остался возле носилок, а второй пошел вместе с судьей, неся отрез ткани и корзину с утками. Судья порадовался, что взял его с собой, потому что вскоре они оказались в похожем на муравейник переплетении кривых улочек, и носильщику то и дело приходилось на каком-то местном диалекте спрашивать дорогу.