Она села на краю моей кровати и плотнее укуталась платком.
— Не следует возвращаться, — сказал я. — Пейзаж без людей ничего не значит. Теперь я жалею, что ездил туда. Надо было удовольствоваться тем, что запомнилось.
— А ваши близкие живы? Мать, отец, братья и сестры?
Только теперь я заметил, что до сих пор не снял плаща и черные капли стекают с него на вишневый пол. Я стал снимать плащ, и меня снова прохватила сильнейшая дрожь; где-то глубоко в груди больно закололо.
— Мне не хочется об этом говорить. Жизнь у меня как-то так сложилась, что ее ни переделать, ни исправить нельзя. Желания у меня были самые благие, и, быть может, именно оттого, что я перестарался, все пошло прахом.
— Закройте, пожалуйста, дверь. Не могу их слышать, — тихо сказала Регина.
Я выполнил ее просьбу и опустился на сиденье стула, сплетенное из почерневшей соломы. От моего плаща исходил неприятный, тепловатый запах резины.
— Вы вернулись?
Она кивнула головой.
— Я была у подруги. Самой близкой, с детских лет. Сколько раз мы клялись друг другу, что никогда не расстанемся, что ничто нас не разлучит. Несколько лет назад она вышла замуж, родила ребенка. Моя Казя, как всегда, мила со мной, по-прежнему меня любит, но я и ее стесняла, и сама испытывала беспричинную досаду. Приехал Харап, полдня ждал возле дома, а мы плакали, плакали, как две ревы-коровы, а потом я взяла и уложила свои вещи и, когда никто не видел, тихонько шмыг по лестнице да на улицу. Казя меня не гнала, но я-то видела, как она до самого конца у окна стояла, пока мы с той улицы не уехали. Так вот оно как.
Она робко улыбнулась. Пламя свечи силилось сорваться с фитилька. Растрепанные тени носились по стенам, как летучие мыши. Регина долго смотрела на меня, от ее взгляда мне было не по себе, но я не скрывал своего лихорадочного состояния и громко щелкал зубами.
— Вы были у женщины, — сказала она.
Мне очень хотелось возразить, но я лишь глубже уткнул лицо в мокрый воротник.
— Вы были у дурной женщины, — повторила она.
— Регина, что вы говорите, — сказал я без всякой уверенности в голосе.
— Я это знаю, не спорьте. К вам пристал ее запах.
Избегая ее взгляда, я бессмысленно отряхнул полы плаща.
— Я болен. Вывихнул ногу, меня отчаянно трясет.
— Вероятно, вы простудились.
— У меня сильный жар. Болит голова. Мне очень плохо, Регина.
Под вздернутой губой ярко поблескивали зубы. Гримаса эта делала ее некрасивой и жестокой.
— Не помрете, — прошептала она. — Безусловно, выздоровеете. Человек обычно умирает только тогда, когда ему не хочется умирать.
— Знаете, я опротивел себе, мне все надоело — мой вид, мое тело, мои мысли.