— Скучно мне.
Мужик хлестнул лошадь вожжами по вздутому боку.
— Ну, трогай, скотина.
Телега скрипнула и покатилась в туманную синеву дороги. Рядом, держась за дышло, шагал сержант Глувко, а за ним плыл Ромусь, нереальный, как ночное видение.
— Здравствуйте, — услышал я чей-то голос.
Все еще стараясь не дышать, я медленно обернулся и неловко поклонился.
Это была она, и она несла большую корзину, сплетенную из еловых корней, доверху полную райских яблочек.
— Я иду из Подъельняков. Видите, какие чудесные уродились в этом году. — Она протянула мне корзину с фруктами. — Может, отведаете?
Я взял яблочко, все облитое красным цветом, и не спеша надкусил его, не отводя глаз от моей новой знакомой. У нее было лицо школьницы, лицо почему-то хорошо мне знакомое, словно запомнившееся из давнишнего сна и совершенно не подходящее к ее бесстыдно женственному телу.
— Мне хотелось обязательно с вами познакомиться.
Я снова неловко поклонился. Она смотрела на меня без всякого смущения, не то с наивной, не то с вызывающей улыбкой.
— Вы меня очень занимаете. Я несколько раз подглядывала за вами.
Мне стало душно.
— Это нехорошее любопытство.
— Вы так думаете?
— Ничего во мне нет интересного. Стоит ли верить сплетням?
Она пристально поглядела на меня.
— Ну ладно. Раз вы такой стеснительный.
— Извините меня, пожалуйста…
— А вы мне не поможете? — вдруг спросила она.
Я взял у нее корзину, и мы двинулись через железнодорожные пути по направлению к лугам. Уголком глаза я внимательно за ней наблюдал. В ее одежде была какая-то вызывающая небрежность, обычно свойственная людям с не очень тонким вкусом. И шла она тоже какой-то развязной походкой, словно приспособляясь к танцевальному ритму. Я подумал, что все эти черты характерны для человека, живущего в агрессивной, недружественной среде.
Она догадалась, что я за ней наблюдаю, однако ничем этого не выдала, чтобы не спугнуть меня. Над рекой кружила огромная стая грачей. Отсюда, с горки, казалось, будто туча мошкары атакует свернувшуюся клубком большую зеленую гусеницу.
Внезапно моя спутница повернулась ко мне и, покачивая бедрами в прежнем танцевальном ритме, сказала:
— Меня зовут Юстина.
Я открыл было рот, но она меня опередила:
— Не надо. Я знаю ваше имя.
Я замолчал. Белый волос бабьего лета потерся о мою щеку, а потом, взметнувшись, опустился на ее шею, покрытую дымкой загара. Тоненькая нить, похожая на серебряную цепочку образка, прильнула к пульсирующему бугорку артерии.
— Я каждый день буду ждать вас, — неожиданно сказал я.
Она с удивлением посмотрела на меня.