Тоха опасался, что Олеся откажется разговаривать, но нюхачка, подчинившись приказу Джека – «Говори-говори, – мстительно проворчал тот, – чтоб этому козлу помирать не скучно было», – рассказала все.
Как Верка выследила отряд и убила Сашку. Как пошла вместе с ними проводницей. Как бункерный лечил Верку, заступался за нее. Как уговорил Сталкера забрать девушку с собой. Как они встретили «вояк», и сестру убило осколком гранаты.
«В Омске пацан есть, Васька, – без выражения закончила Олеся. – Он нашим помогал ее хоронить. Нас с Жекой увезли, я ранена была, а он остался. Может, даже место вспомнит, где закопали». Она замолчала.
«Васька-то, может, и вспомнит, – донесся до Тохи насмешливый голос, – только, чует мое сердце, рассказывать будет некому! Теперь уж этот гад Толяну на хер не упал. Небось, руки об него марать и то не захочет, траванет, как крысу, и всех делов… Слышь, урод?!»
Но Тоха уже отошел от двери.
Ноги едва держали, и шагал он через силу. Куда угодно, только подальше от чужих глаз.
Забрел в нежилой переулок, опустился на корточки, привалившись к стене. Откинул голову назад, ударился о кирпичную кладку. Не помогло. Кулаком по стене врезал – тоже не помогло.
Верки больше нет. Нет!!!
Четыре месяца прошло с тех пор, как ее похоронили. Где-то, в тысяче километров отсюда. Рядом с неведомым гарнизоном.
Нюхачка не обманула, Тоха знал. И все обещания Толяна вернуть сестру «после дождей, когда дорога встанет», – пустой звук. Как можно вернуть ту, которой больше нет?! И бежать отсюда, получается, некуда и незачем. После того, что он сделал – предал сначала Сталкера, всеобщего благодетеля, а потом Женьку, известного добряка и лучшего охотника, от Талицы до Нижнего, – Тоху люто ненавидели везде, в любом цивильном поселке сочли бы за счастье расстрелять.
И ни одна стая Диких его не примет. Корявый тогда, в обмен на Женька́, пустил перекантоваться, но потом велел «валить во Владимир и больше не отсвечивать». Пахан до сих пор был зол, из-за взрыва на отмели. Не убил только потому, что опасался гнева Толяна. Среди Диких прошел слух, что Тоха «беду притягивает», с такой репутацией ни в одну стаю соваться не стоило.
Тоха выл, привалившись к стене. Не как волки, что ждали его когда-то под деревом – те с нетерпением выли, с надеждой. А ему одного хотелось – сдохнуть. Закрыть глаза и никогда больше в этот мир не возвращаться.
Не сдох. Как-то жил потом, зачем-то. Ел, спал. Была возможность – напивался. Толян его на слом работать пристроил, чтобы попусту груши не околачивал. Весть о том, что Герман привез во Владимир оглушенного бункерного, Тоха выслушал равнодушно.