Пышная перина, впрочем, хотя и была мягкой, но неглубокой. Я отчетливо почувствовала затылком кочку, а копчиком — ветку. А вот сверху — всю тяжесть ответственности принятого решения довериться Эрриану.
Кажется, еще немного, и под этой самой тяжестью у меня не выдержат нервы, самообладание и два правых ребра: темный по сравнению с прошлым, «загробным» разом, явно прибавил в массе. Или виной тому доспех, который я сейчас ощущала под его кожаной курткой?
Вот только если я была озабочена вопросами физики и земного притяжения, то Эрриан, судя по всему, размножения. Его взгляд становился все темнее и выразительнее.
Миг, удар сердца, вся жизнь? Не знаю, сколько мы смотрели друг на друга. Кажется, мы упали в снег, а по ощущениям — в вечность. Все вокруг стало вдруг каким-то мелким, ненужным. Его губы медленно наклонились к моим, а я… В висках с бешеным пульсом стучат лишь одна паническая мысль: «Только не влюбляться!»
Сильные руки, что обнимали меня, жаркое дыхание Эрриана у виска, тяжесть его тела и… вопрос, которым я выстрелила, как из пращи:
— А как ты понял, что искать нежить нужно на кладбище?
И взгляд постаралась сделать невинным-невинным.
Правда, судя по ошарашенному лицу Эрриана, уже приготовившемуся к целовальному процессу, я слегка перестаралась. Или, может, он ждал сейчас чего угодно, но не того, что в ситуации, располагающей к горизонтальному положению тел — простите дел, — девушка вместо ответных чувств проявит… Ну, собственно, то, что проявила я.
— Магда… — тяжело, в губы простонал темный. — Я с тобой с ума сойду раньше, чем от проклятия.
И столько в этом коротком признании было всего: и нежности, и отчаяния, и надежды, и поистине темного упрямства, когда сыны Мрака готовы умереть, но не сдаться.
А я сжала кулаки до отрезвляющей боли так, что ногти, врезавшись в кожу, наверняка оставили на ней полумесяцы красных следов. Лишь бы не поддаться, не откликнуться на этот призыв темного.
Эрриан моргнул, внимательно посмотрел на меня. Его губы превратились в линию, лицо посуровело, став властным и отстраненным. Лунный словно вспомнил, кто он, кто я и где мы оба. Отстранился, а затем и вовсе встал, помогая мне подняться, и, кажется, чисто машинально ответил на мой вопрос:
— Допросил служку. Он уже пришел в себя и рассказал, где и как подцепил подселенца, — сухо и холодно, будто пытаясь отгородиться от меня и уже сожалея о своем порыве, произнес Эрриан.
Мне бы радоваться тому, что темный сам отстранился, но вместо этого захотелось прикоснуться к его скуле. Провести ладонью по щеке, почувствовать тепло его кожи, зарыться пальцами в белоснежные волосы, прижаться, вдохнуть аромат кедра и мороза — запах Эрриана. Но если я сейчас поддамся, пойду на поводу своих чувств, то дальше меня ждут лишь пустота и боль потери. Он проклят. Он смертник, дни которого сочтены. И если не Эйта сведет его с ума, так те, кто получил этой ночью послания из Йонля, постараются.