В антракте, после овации, которую устроила ей публика, она вышла в артистическое фойе. Все тотчас столпились вокруг неё. Женни опустилась на диван, рядом с Анри Сталем. Она весело болтала с ним, вся во власти того радостного возбуждения, которое даёт победа.
— Ах, мой милый Анри!.. Вот я снова выплыла на поверхность! Наконец-то я дышу полной грудью… Вы сами видели, как я играла три дня назад… Правда, ведь я никуда не годилась?.. Фу! Мне казалось, что я барахтаюсь на самом дне. Я задыхалась. И вот наконец — сегодняшний вечер. Сильный рывок — и опять я на поверхности! Послушайте, Анри; а что, если я провалюсь в последнем акте? Что, если у меня недостанет сил доплыть до конца? О боже, боже!
Вошедший капельдинер вручил ей цветы.
— От кого бы это? А, от Сен-Лу… От вашего соперника, Анри… Отнесите букет в мою уборную.
— И ещё письмо, мадемуазель, — сказал капельдинер.
Распечатав послание, Женни звонко рассмеялась:
— Записка от лицеиста. Он пишет, что они создали в лицее «Клуб поклонников Женни».
— Весь «Жокей-клуб» ныне превратился в клуб ваших поклонников…
— Меня больше трогают лицеисты… А это послание к тому же заканчивается стихами… Послушайте, дорогой мой…
Скромные строки: «Я вас люблю» —
Не судите и не отвергайте,
И бедного автора — нежно молю —
Директору не выдавайте.
— Ну, разве не прелесть?
— Вы ответите ему?
— Конечно, нет. Таких писем я получаю ежедневно не меньше десятка… Если я начну на них отвечать, я пропала… Но письма меня радуют… Эти шестнадцатилетние поклонники ещё долго будут мне верны…
— Как знать… В тридцать лет они уже будут нотариусами.
— А почему бы нотариусам не быть моими поклонниками?
— Вот ещё просили вам передать, мадемуазель, — сказал подошедший снова капельдинер.
И он протянул Женни букетик фиалок за два су.
— О, как это мило, поглядите, Анри! А записки нет?
— Нет, мадемуазель. Швейцар сказал мне, что фиалки принёс какой-то студент Политехнической школы.
— Дорогая, — воскликнул Анри Сталь. — Позвольте вас поздравить! Право, потрясти этих «икс-игреков» не так-то просто.
Женни глубоко вдохнула запах фиалок.
— Какой дивный аромат! Только такие знаки внимания и радуют меня. Терпеть не могу солидную, довольную собой публику, ту, что является поглазеть, как я буду умирать, в полночь, точно так же, как в полдень спешит в Пале-Рояль — послушать, как стреляет пушка.
— Зрители — садисты, — ответил Анри Сталь. — Они всегда такими были. Вспомните бои гладиаторов… Каким успехом пользовалась бы актриса, вздумавшая проглотить набор иголок!
Женни рассмеялась:
— А если какая-нибудь актриса вздумала бы проглотить швейную машину, слава её достигла бы апогея!