Было очень страшно. Только останавливаться было некогда.
Мелания бросила короткий взгляд в сторону не освобожденных еще пленников, буквально ощущая, как рвется надвое сердце оттого, что не успевает помочь всем. И Элиасу, и Маркусу.
Ее Маркусу… который глядел на нее большими голубыми глазами матери…
Они были так похожи между собой — мама и брат. И только у Мелании радужки чернели жидким обсидианом, словно она и не родственница им вовсе. Впрочем, остальные фамильные черты Сенделов в девушке угадывались не меньше, чем в других членах семьи, так что переживать за родство не приходилось.
Но сейчас Мелания вдруг ощутила себя совсем чужой для них. Чужой для всех. Ведь разве можно называть себя хорошей сестрой, если после года разлуки не спешишь вызволить собственного брата из клетки?
Разве можно называть себя хорошим другом, если не спешишь помочь человеку, который спасал тебя уже не раз?
Она нарочно отвернулась, чтобы не видеть, что с Ландером, чье тело лежало всего в нескольких шагах от нее.
У нее не было на это времени. Не было.
Некромантка оглядела зал в поисках вампирши, которая снова могла все испортить. Мелания верила, что Элиас справится с Анджеем, если ему никто не будет мешать. Потому что если не верить даже в это, то можно было сразу сдаваться и копать себе могилу. А в Элиаса она готова была верить всегда.
Пепел все еще сыпался с потолка, но так как Мелания была хозяйкой этого заклятия, то ей прекрасно удавалось видеть сквозь завесу. И в том месте, где тело Огненной Боли врезалось в стену, оставив глубокую вмятину и сеть паукообразных трещин, оказалось пусто.
Вампирша очнулась и исчезла!
Меланию начала настигать паника. Кажется, наркотический дым полностью испарился из воздуха под действием буйствующей вокруг Тьмы и больше не помогал успокоиться. Некромантка в ужасе озиралась по сторонам в поисках рыжей убийцы, но никого не находила. К счастью, рядом с Элиасом и Анджеем ее тоже не было, но это был еще не повод радоваться.
Вскочив на ноги, Мелания сделала единственное, что ей пришло в голову в этот момент: кинулась к Фирелю, прижавшемуся к одной из треснутых колонн.
Мужчина выглядел… страшно. Красивое лицо исказилось: глаза под сдвинутыми бровями горели кровью, мягкая линия губ искривилась, на бледной коже откуда-то появились морщины.
Чувствуя, как спина покрывается липким потом, Мелания схватила его за руку и выпалила:
— Где Амадея?!
Сердце бешено билось. Ведь Фирелю ничто не мешало просто убить ее. Наверняка его прозвище неспроста переводилось как «Серебряный Страх».