— Стеша, ты что загрустила?
— Да так, Женечка, в сердце что-то кольнуло, не обращай внимания, сейчас отпустит.
* * *
Устин Жуков выпряг коня, закрыл ворота, потом присел на лавочку. В пещере дым стоял коромыслом. Разошедшиеся бабоньки, наплясавшись, взялись петь:
— Виновата ли я, виновата ли я,
Виновата ли я, что люблю?
Устин вздохнул всей грудью тёплый вечерний воздух, посмотрел на темнеющее небо. Месяц серебрится, звёздочки ясные перемигиваются, берёзки вон в роще белеют… А всё одно — не лежит душа. «Так похоже на Россию, только всё же не Россия». Сколько лет в этих краях прожито, а на родину с прежней силой тянет. Охо-хо!
Из тёмноты пещеры на всю Волшебную страну звонко разносилось задушевное:
— Виновата ли я, что мой голос дрожал,
В Изумрудный дворец пришла беда. Пришла внезапно и нежданно, как всякая беда. Ещё вчера всё было прекрасно и хорошо. Ничто, как говориться, не предвещало… Даже и помыслить никто не мог. К вечеру, правда, уже появилась некая напряжённость, лёгкие, почти незаметные тучки на ясном небосклоне. Первой на это обратила внимание Кагги-Карр, что не удивительно, поскольку именно она почти всё свободное время проводила с правителем.
Когда солнце уже почти скрылось за далёкой грядой Кругосветных гор, ворона обнаружила, что Страшила задумчиво стоит у распахнутого окна и разглядывает крыши домов с неким как бы даже и недовольством. С какой-то даже удивительной для него суровостью, если не сказать злостью.
Объяснять причины своего дурного настроения Страшила не пожелал. Он передёрнул мягкими плечами, буркнул что-то невнятное и отошёл от окна. Ну что ж, от приступов чёрной меланхолии никто не застрахован. Кагги-Карр была мудрая ворона, она благоразумно сделала вид, что всё в порядке, и оставила правителя одного. К утру дурное настроение непременно развеется, решила она.
И ошиблась. Утром все стало намного хуже. Меланхолия сменилась откровенной злобой. Первым делом Страшила ни с того ни с сего накричал на смотрителя дворцовой умывальни, когда тот традиционно предложил правителю ополоснуть лицо после сна.
— Какого сна?! — сердито вскричал Страшила. — Вы же знаете, что я никогда не сплю, Гингемовым котлом вам по голове! За столько лет можно было и запомнить! Я же не Гудвин! Мне сон не нужен! И что, Урфин вас побери, вы мне предлагаете ополоснуть? Вот это? — он ткнул пальцем себе в холщовый лоб. — Вы, верно, хотите, чтобы я размазал себе глаза, нос и рот? Или желаете, чтобы у меня все булавки в голове заржавели? Что это, как не заговор? Что это, как не покушение на царственную особу? Руфа Билана вспомнили?!!