– У него на руке ожог. Обжечься так случайно нельзя. Думаю, приемный отец приковывал его руки под водой в качестве наказания. И еще, мне кажется, он привязывал его к нагревателю и заставлял сидеть так до тех пор, пока рука не начинала поджариваться, как картошка во фритюрнице.
– Полагаю, во многом мы закидываем удочки в одно и то же озеро, – сказал Никлас, представив себе, какие бесчинства происходили в стенах этого дома. – Старые грехи, – добавил он и рассказал о том, как продвигается его дело, о котором, как он полагал, инспектору было известно из газет.
– Подозреваемых нет? – спросил Рино, когда Никлас дошел в своем рассказе о кукле, лежащей перед ними на столе.
– Ни подозреваемых, ни мотива. Но я чувствую, что история начинается с Линеи и заканчивается ею же. Или, точнее сказать, с этой куклы, – Никлас осторожно достал игрушку из пакета. – «Красота неописуемая». Мать Линеи и не подозревала, что двадцать пять лет игрушка пролежит, погребенная вместе с дочерью.
– Нужно понять почему. У нас обоих преступники потратили много сил на декорации своего преступления, – Рино встал, понимая, что Никлас ненадолго заехал домой.
– И поэтому нам нужно отрешиться от своего образа мыслей и моральных установок. В подобных делах от них нет никакого толка. На той стадии, когда безумие пора обуздывать, логика не работает. – Он остановился и задумался. – Я правильно понимаю, вы недавно сюда переехали?
– Несколько недель назад.
– То есть в подвале вы ничего не трогали?
Никлас поморщился.
– Старик мне сказал, что мальчик провел большую часть детства в подвале.
– Я отнес туда несколько коробок, и все. Кстати, единственным условием хозяйки дома было, чтобы мы не трогали подвал. Она хотела его закрыть, но мне удалось убедить ее этого не делать. У нас много лишнего барахла.
– Можно мне взглянуть?
Никлас проводил инспектора к узкой лестнице, которая вела на чердак, там же находилась покосившаяся дверь в подвал.
– Извините за беспорядок, – сказал он, открывая дверь и включая свет.
Казалось, что лестница сделана для детских ног, на ступеньке едва умещалась половина ступни. У подножия Карианне поставила две банки краски, Никлас осторожно их отодвинул. Пахло так, как обычно пахнет в старых подвалах – пылью и гнилью. Потолок был невысокий, они едва могли выпрямиться. Пробираясь между коробками со старыми и новыми вещами, Никлас чувствовал, что волосы задевают верхние балки.
Подвал был разделен пополам раздвижной стеной. По краям открывались двери. Одна из них была распахнута настежь, вторую закрывали наискосок прибитые доски. Они заглянули в открытую дверь. Там стоял покосившийся верстак и две пары лыж у стены.