— Мамочка. — Заголосил я.
Волосы зашевелились на голове. Я могу умереть от жажды? Застонал, как же мне было плохо. В голове всплыли слова темного повелителя: дышать тебе будет чем, а вот остальное не потребуется. Плоть сможет долго существовать, жизнь не покинет тебя.
Я резко отвернул голову в другую сторону. Значит, от жажды не умру, но, как же хочется пить!
Не знаю, сколько бы еще смог себя сдерживать, прежде чем, паника безысходности, обрушилась бы на меня, разрывая сознание. Все прервала печать, что находилась подо мной.
Она постепенно, вначале тускло, а затем все сильнее и сильнее засветилась. Мое дыхание практически остановилось, от ужаса происходящего.
Я принялся судорожно хватать ртом воздух, пытаясь вдохнуть. Ох, как же меня обуял страх, ведь то, что последует дальше, может быть еще хуже, чем было.
Но, не успев заорать диким зверем, заметил тени. Сознание поплыло, и вновь нахлынуло ощущение, что тебя вырывают из собственного тела и куда-то тащат. Следом, пришла темнота.
Я очнулся, лежа на газоне. Медленно поднявшись на ноги, шмыгнув носом, оглядел себя. А кто я? Мурашки побежали по спине. А где я? Потряс головой, посмотрел по сторонам.
Обычный, внутренний двор, между двух девятиэтажек, куча припаркованных машин, детская площадка.
— Так я же сейчас… — но закончить фразу не удалось. Сильная головная боль заставила зажмуриться. Присев, зажав ее руками, застонал, хорошо, что быстро все прошло.
В голове прояснилось, я вздрогнул. Мне же домой пора. Выпрямившись, посмотрел на джинсы, вот блин, все колени грязные и руки перепачкал. Не довольно поморщился, мать ведь, ругать будет.
А что случилось? Огляделся, земля, трава, ни какой ограды или торчащей проволоки, и почему навернулся? Упал, ни с того, ни с сего, да еще и сознание потерял, вот, блин!
Пожав плечами, покачав недовольно головой, побежал домой. Надо поесть, переодеться, скоро в музыкальную школу идти.
Открыл дверь, тихо просочившись внутрь, стал прикрывать, но, это же мама!
— Где тебя носит? Быстро мой руки и марш на кухню, еда стынет, а тебе еще, на занятия.
Я повернулся. Стоит в проходе, подбоченясь и сердито на меня смотрит. Вот как она так тихо появляется?
Увидев мои джинсы, недовольно покачала головой.
— Нет, я понимаю, когда ребенку пять лет, он извазюкался на улице, но Матвей! Тебе же четырнадцать!
— Мама! — Вырвался у меня возмущенный возглас. Но, вздохнув, опустив голову, тихо добавил. — Просто упал, споткнулся, прости.
— Быстро переоделся, я два раза греть не стану. — Повернулась и ушла на кухню.