Последнее — черное — письмо лежит отдельно. Лежит со вчерашнего дня — Тимира тренирует волю и открывает письма от Экзаменациума только по пятницам. Хотя вряд ли там что-то новое, но надежду трудно убить.
Она стягивает перчатки — по одному пальцу, медленно, аккуратно. Кладет перед собой конверт и смотрит на него до тех пор, пока руки не перестают дрожать. А потом открывает.
«Тимире Майро, ограниченной в правах по пункту 1.11. При пересмотре дела новых сведений не обнаружено. Предоставленная вами информация сочтена незначительной для созыва комиссии. Оснований для повторного Экзамена нет».
После обеда, который ей накрывает госпожа Ритто в светлой столовой, заполненной медовым южным солнцем, в свете которого лениво танцуют пылинки и тяжело тикают напольные часы, Тимира отправляется на прогулку. Это бесполезная столичная привычка, ведь здесь, у моря, в этот час самая жара. Но кто-то из первых ссыльных магов привез с собой эту традицию, и вскоре весь город вместо дневного отдыха стал выбираться на променад по тенистой аллее, идущей вдоль высокого берега.
Здесь раскланиваются друг с другом, отвечают согласием на приглашения, обмениваются сплетнями, договариваются о дуэлях, тайком подмигивают, обещая вечерние свидания, обсуждают последние новости.
Для Тимиры, как и для других магов, эта прогулка — единственный шанс встретиться с себе подобными. Склонить голову, приветствуя холодно и неприязненно. Проводить друг друга взглядом — для всего города ненавидящим. Считается, что маги не переносят своих собратьев. Особенно ссыльные маги, ограниченные в правах. Считается, что они во всем соперничают, что нет им ничего приятнее, чем отбить друг у друга любовников или завоевать эксклюзивную лояльность пекарей и швей.
Сегодня Тимира дожидается пока на повороте дорожки покажется магиня Гельта — как всегда в винного цвета платье и под тяжелым бархатным зонтом с бахромой. И только тогда протягивает руку к молодому сыну мэра, — как его, Гайл?
Ему лет двадцать пять, а то и больше, но Тимира чувствует себя намного старше. Он так наивно радуется ее вниманию, краснеет, едва ее пальцы касаются его щеки: «У вас тут, кажется, паутинка… ах, нет, это солнечный луч», совершенно не замечая ее взглядов исподтишка в сторону Гельты.
Та проходит, демонстративно не глядя на них, но, когда минует парочку, спотыкается о камень и едва слышно охает. Гайл оборачивается — и видит, как она задирает край платья, чтобы рассмотреть, не сломался ли каблук, «невольно» обнажая молочно-белую тонкую щиколотку. Он столбенеет, совершенно забывая о Тимире.