– Ты угнала мою машину.
Я сунула шоколадку и пустую банку в карманы куртки. Говорить о похоронах не хотелось.
– Ну какая же это машина. Минивэн. Не отрицай очевидного.
Деккер пытался сдержать улыбку, но не сумел.
– А ты превратила его в мусорку.
– Да что ты такое говоришь? Ты когда сам в последний раз этот хлев убирал?
И мы замолчали, не зная, что говорить дальше и стоит ли вообще говорить.
– Ну, тащи бумажные полотенца, средство для стекол и помоги мне уже, наконец, – выдала я. А Деккер, то ли с облегчением, то ли расстроенный, что разговор не вязался, послушался меня.
Он пшикал средством на окна, я терла их полотенцами. И даже смеялся, когда я швыряла в него скомканной бумагой.
– Послушай. То, что я вчера сказала…
– Ты не обязана…
Нет, я была обязана. Как, как мне исправить все? Вернуть назад? Объяснить, что я чувствую? Пока я искала ответы на эти вопросы, Деккер сказал:
– Со мной все хорошо, Дилани.
Да, с ним было все хорошо. Ему было хорошо рядом с Тарой. И от такого варианта наших с ним отношений – тоже хорошо. И без меня ему будет хорошо.
– Рада за тебя, – бросила я, открыв дверцу, и вышла.
Стоя на неосвещенном крыльце, я наблюдала, как Деккер домывает салон под тусклой потолочной лампочкой. Я вглядывалась в темноту. Трой был где-то рядом. И ждал меня. Я была уверена.
Зайдя в дом, я закрыла дверь на замок. И даже на всякий случай заперла изнутри дверь спальни. И пока Деккер не домыл машину, смотрела за ним из окна. На всякий случай.
спала как типичный подросток, с той лишь разницей, что я не была типичным подростком и никогда прежде не просыпалась так поздно. Обычно аромат маминого завтрака с кухни будил меня гораздо раньше. Когда я спустилась, на кухне хозяйничал папа, пытаясь что-нибудь состряпать, – мама явно еще не спускалась.
– Я тут один совсем заскучал. Съел на завтрак овсянку, а теперь подумываю, что на второй завтрак надо сообразить тосты.
– Давай я сделаю. Что ты будешь? – спросила я, открывая шкафчик.
Папа смотрел на меня внимательно, а я пыталась засунуть голову поглубже в буфет, чтобы скрыть красные глаза и опухшее от слез лицо.
– Как похороны, Дилани?
– Плохо! – огрызнулась я. – А как еще бывает на похоронах?
Я задышала быстро и тяжело. Папа отложил хлеб, который только что взял в руки.
– Знаешь, пойдем-ка где-нибудь перекусим, – предложил он.
– А мама где?
– Еще спит, – сказал он, бросив взгляд на стол, где стоял пузырек с моими таблетками – его даже не убрали в верхний шкафчик. Не дожидаясь моего ответа, папа предложил: – Сэндвичи. Я хочу вкусный сэндвич. Как тебе идея?