Нет, я положительно должен был что-то предпринять – мною двигал не героизм, а внутренняя необходимость. Я протиснулся вперед, нырнул под ограждающие канаты, перебежал улицу и не вскарабкался – взвился по лестнице, в мгновение ока достигнув самой верхушки. Накрыл ладонями закругленные концы стояков, поднялся еще выше, сжался в комок – левая нога на последней перекладине, правая на предпоследней – и на миг застыл без движения, обретая равновесие. Потом уловил момент, отпустил стояки, выбросил руки над головой и резко выпрямился; на секунду как бы повис в воздухе – и упал руками вперед, ухватившись за подоконник по обе стороны от ботинок женщины.
Она поняла меня без слов – быстро повернулась к улице спиной и сползла по мне к лестнице. На уровне моих ног появились голова и плечи пожарного, он подхватил спасенную за ноги и поставил на перекладину. А потом эта замечательная женщина сообразила, как помочь мне; поддерживаемая пожарным, она уперлась руками мне в пояс и навалилась изо всех сил, так что я смог отпустить оконный выступ, перегнуться и снова ухватиться за стояки. Мы быстро цепочкой стали спускаться вниз, но не одолели еще и половины расстояния, как черный дым, валивший из окна, где только что стояла женщина, внезапно сменился ревущим оранжевым пламенем. У подножия лестницы я спросил, как ее зовут; она ответила: Айда Смолл…
11 февраля «Иллюстрированная газета Фрэнка Лесли» поместила большую, на всю обложку, гравюру, изображающую Айду Смолл на подоконнике и ее «безымянного спасителя» на лестнице. Сознаю, что не следовало бы этого делать, и все-таки воспроизвожу гравюру здесь, хотя я и не очень похож на себя, да и жилетки на мне в тот день не было (рис. 20).
Рис. 20
И вдруг пожару пришел конец: с чудовищным грохотом крыша рухнула на изрядно уже прогоревшее перекрытие верхнего этажа, и вслед за тем все нутро здания провалилось в подвал, взметнув гигантский сноп искр, облака дыма и фейерверк пылающих щепок метров на пятнадцать выше стен и издав оглушительный тяжкий вздох, слышный, наверное, на много кварталов вокруг. От здания остался один скелет, огонь сник, сквозь оконные проемы проглядывала лишь пустота неба. В подвале еще догорало то, что не сгорело на этажах, но уже не яростно, а почти лениво, и на пожарище падал снег, красиво кружа меж голых стен. Над каждым слепым оконным проемом на кирпичах отпечатался широкий веер копоти, и уже не верилось, что этот огромный мертвый остов еще недавно был полон жизни, густо населен людьми. Казалось совершенно немыслимым – я вытащил часы и не мог поверить собственным глазам, – что с момента, когда мы сидели за заколоченной дверью, наблюдая за Джейком Пикерингом и Эндрю Кармоди, прошел всего-навсего час.