Но сумасшествие не может длиться долго, и приходится рано или поздно возвращаться в реальный мир. Кровь стучит в ушах и сливается с шумом волн, перед глазами прекрасное лицо и весь мир сузился до ее упоительных губ. Но вокруг народ, а если бы его не было все равно слишком много преград, которые просто не имеет смысла рушить. Минуты сумасшествия – это все, что у них есть.
– Прости. – Марк отстраняется, пытаясь отдышаться. – Я не должен был этого делать.
– Да неужели? – Ника хмыкает и улыбается, став похожей на сытую домашнюю кошку. – А может быть, тогда уж извинишься за то, как выставил меня вчера?
– Нет. – Марк судорожно выдыхает и прислоняется лбом к ее лбу. – За вчера мне совсем не стыдно. Я поступил правильно.
– А ты всегда поступаешь правильно?
Нет. Не всегда. Например, он трахался с Диной, но об этом Марк упоминать не стал, вместо этого сказал:
– Меня так учили.
– И куда тебя это привело? – тихо шепчет Ника, скользнув подушечками пальцев по его шраму на щеке.
Марк выдыхает сквозь сжатые зубы и, прежде чем поцеловать снова, говорит:
– К тебе.
Ника
Мне кажется, я сплю, и именно поэтому происходящее воспринимается таким простым и правильным. Нет сейчас никакой борьбы, нет желания убить его или сделать больно, я не чувствую волну презрения, которой он привык меня окатывать каждый раз, когда делаю шаг навстречу. Есть просто он, его напряженное тело, соленое от морской воды, его сильные руки, сжимающие меня в объятиях, и его пьянящие поцелуи.
Кажется, я могу стоять с ним, обнявшись, бесконечно, но я понимаю: здесь слишком много зрителей, а вода хоть и довольно теплая, все же уже хочется на берег. Это понимает и он, поэтому с сожалением отстраняется, но сначала на долю секунды прислоняется лбом к моему лбу. Это всего лишь миг, но такой сладкий и волнующий, говорящий так много. Но Марк отступает и снова скрывается в волнах, а я упорно пытаюсь рассмотреть его сильную фигуру где-то под водой. А потом поворачиваюсь и иду к берегу, уговаривая себя, что глупо волноваться за взрослого мужика, который плавает, как дельфин. Вряд ли он утонет только потому, что не успел вовремя всплыть и сделать глоток воздуха.
Полотенце где-то в сумке и мне лень его искать, поэтому я просто смотрю за Марком. Сначала ловлю момент, когда он выныривает, а потом, не отрываясь, наблюдаю за его приближением. Никогда в жизни я не думала, что воочию увижу мужчину, у которого настолько четко выделена каждая мышца. Пресс без грамма жира разделен на шесть кубиков, два из них слева рассекают шрамы, но я воспринимаю их сейчас как часть Марка: дополнительный узор на коже, придающий его совершенной красоте уникальность, как татуировки, которых у парня нет. Мне кажется, его совершенным телом любуется весь пляж и меня это дико злит. Хочется, чтобы он был только моим. Это глупо. Особенно глупо, потому что понимаю, он не мой. Не душой. Он отдаст за меня жизнь, но лишь потому, что это его работа, а его душу я не смогу заполучить никогда. Сейчас он выйдет из воды и не вспомнит ни словом, ни жестом о том, как целовал меня несколько минут назад. Он всегда так делал, словно для него ничего ровным счетом не значит. А я не хочу этого, я хочу продлить то волшебство, которое было между нами хотя бы на день или два, а не на краткий миг, когда страсть накрывает с головой. О большем, увы, я даже мечтать не решаюсь. Искра, вспыхнувшая между нами, не может гореть вечно. Это я понимаю прекрасно.