Она нервно зажала сигарету между пальцами. Закашлялась. Не умела курить. Никогда. Он всегда укорял ее за то, что она курила. Считал, что это не нужно. Что сигарета портит ее облик, в котором сквозь элегантную небрежность и ненавязчивую загадку молчания постоянно, своевольно, настойчиво проглядывала Женственность. Похожая на апрель.
Он так и говорил: «на апрель», хотя она тогда давно уже была в возрасте «осени». Может быть, еще мягкой, теплой, ожидающей и оживляющей, но все равно — осени.
Окурок больно жег пальцы, отрывая ее этой болью оттого, что совсем не имело для нее названия, но для всех остальных называлось кратко и точно: «прошлое».
Она резко бросила смятую палочку вниз и серая, крупитчатая пыль пепла тотчас осела в гранях хрусталя. Сумерки. Надо бы зажечь свет, опустить шторы. Или хотя бы — открыть окно. Но не хотелось. Ничего не хотелось. Уже давно. Разве что сидеть, тихо растворяясь в сиреневых сумерках и мягкости кресла, и — вспоминать, точнее, выбирать из мозаики воспоминаний…
Они столкнулись в дверях ее любимого кафе. Нет, «кафе», пожалуй, все же было громко сказано. Это была всего лишь маленькая комнатка с двумя окнами-эркерами и восемью столиками перед ними. Просто — чья-то бывшая тесная квартирка без балкона, тщательно перестроенная вдумчивым архитектором. Архитектор, судя по всему, был очень жизнелюбив, молод и талантлив и солнечность, и изящество его Дара передалось даже внутреннему убранству здания. Белые, с палевыми разводами крышки легких столиков, такие же занавеси на окнах, пейзажи, развешанные по стенам…
В пейзажах тоже царила солнечность: мягкая — весны, пронзительная — лета, приглушенная — осени. Она любила заглядывать в это кафе, здесь ей было хорошо. Хорошо думать, хорошо молчать, хорошо чертить карандашом на полях своего блокнота. И еще, это было так странно: кафе и огромный вяз перед ним, неведомо как уцелевший в городском шуме и пыли, и каждый раз поражающий ее пышностью кроны и живыми красками листьев, чем-то живо напоминал ей… Париж. Любимый ею с детства город. Город, который она мечтала не увидеть, нет, ощутить, впитать в себя чарами всех его пяти букв!
«Париж» — это слово казалось ей живым, подвижным, магическим. Оно походило на песню. С ним на устах она часто засыпала, с мыслью о нем — просыпалась, жадно выискивая в книгах сравнения, описания, загадки, шарады, стихи — все, все, что было связано с этим далеким, неведомым реально, местом.
Когда она впервые набрела на кафе «Осеннее рондо», оно показалось ей неуловимо похожим на те крохотные, теплые, домашние бистро на старинных улочках, о которых она так часто читала в любимых книгах, и это казалось непостижимым на пропыленных проспектах и тротуарах маленького городка, который, в последнее время, тщетно пытался пробудиться от своего провинциального сна.
