Крышами неуклюжих, но дорогих особняков по обочинам новой дороги, неумытым, непрозрачным блеском растущих, как грибы, бутиков и магазинов — неуютных и холодных внутри. Город терял свое старое лицо, а новое, словно насильно натянутый резиновый шар-маска искажало его мучительной гримасой, лишало привычной уютной, доброжелательной неспешности и тепла…
Но кому до всего этого — до тепла и доброты было теперь хоть какое-то дело? Холодная льдинка — сумасшедшинка «времени песков» уже неумолимо-остро проникла в головы и сердца людей, и они бежали по своим делам с непроницаемыми и унылыми лицами, похожими на витрины дорогих бутиков, таких же неумытых и холодных изнутри. Люди бежали, а Она, смотря на них из окна — витрины кафе, думала о том, что сказка Андерсена о Кае, увы, не вымысел, а правда, горькая правда чистой воды! Все они, горожане, ее земляки, были похожи на Кая — мальчика с ослепшей, замерзшей Душою. Об этом говорили их непроницаемые лица, их пустые, не выражающие ни к чему интереса, глаза…
Она так устала их видеть и так привыкла к ним, что была поражена взглядом незнакомца, ненароком толкнувшего ее при выходе из кафе…
Его глаза были теплыми. Живыми. Они походили на две ягоды лесной черной смородины или на зеркальную, дрожащую темноту озерной глади. Это темнота была легкой, прозрачной, ее можно было разбить в любое мгновение, ударив по воде рукой. Как в детстве. И все вокруг тогда — искрилось, блестело, звенело, сверкало, двигалось… Завораживало. Заворожило и ее. В единый миг.
Она наивно попыталась не поддаться чарам. Но — поздно, увы, душу — словно ожгло. Не солнцем. Так тепло и волнующе глоток вина обжигает горло. Нет, не вина. Коньяка. Странное сравнение, но такое точное! Все эти мысли молниеносно пронеслись в ее голове, пока она наклонялась, чтобы поднять выпавший из рук блокнот. Незнакомец опустился на корточки рядом с нею. Глаза его оказались на уровне ее глаз. Черная замша куртки влажно блестела от дождя.
— Простите, я не нарочно. Я задумался. Помочь Вам?
— Ничего, я сама соберу, — она старалась не впустить внутрь себя его обволакивающее тепло, «загородилась» ресницами. Но «спрятаться» не получилось. Он, казалось, заметил ее волнение, но истолковал все по-своему.
— В самом деле, я растяпа! Не сердитесь, пожалуйста! Листки не запачкались?
Она не ответила. На крыльцо кафе, отряхивая зонт, вплыла светловолосая, пышнотелая дама, и, заметив живое препятствие в дверях, недовольно поджала губы:
— Молодые люди, позвольте пройти? — капризно-ломливо процедила она, распространяя вокруг себя сладковато-тягучий аромат дешевых «французских» духов польского разлива.