— Замолчи! Заткнись, прошу тебя, пока я не разбила тебе голову вот этой лампой! — зашипела вдруг яростно Маргарита, сама не помня себя. — Ты мерзавец, еще хуже Кирилла! Ты помешался на деньгах и думаешь, что ими все можно купить: и здоровье и удовольствия, что все товар и все продается! Но я то…
— Да ничего я не думаю, — Дмитрий Воронов вдруг махнул рукой и уставился невидящим взглядом в черное от ночи окно. — Просто хочу, чтобы Максим, мой сын, наконец начал говорить настоящими словами, а не мычал… Просто хочу держать на руках еще одного ребенка, похожего на меня.
Ребенка Женщины с которой мне интересно жить, и которую я всегда считал самым большим Подарком от Бога в моей жизни. А ты прожила со мною почти пять лет и ничего не поняла…
— Поняла… Маргарита вдруг заплакала.
— Что ты поняла? — голос Дмитрия был сухим и безжизненным.
— Что я не смогу больше любить тебя, так, как любила еще два часа назад! — устало проронила она. — Я не могу любить человека, который меня продает. Для него я только дорогая, ухоженная вещь…
Тьфу, высокопарная истеричка! — в сердцах крикнул Дмитрий и рванул на себя дверь. С тобою невозможно серьезно говорить. Справляйся со всеми своими маниями и гормонами сама! Ты мне надоела!
С этими словами он вышел. Вскоре в дверь спальни пробился тонкий луч света из соседней комнаты — кабинета. Но он быстро погас. Похоже, что небывало вышедшему из себя расчетливому торговцу компьютерами удалось-таки благополучно заснуть!
Маргарита после ухода супруга почти тут же перестала плакать и осторожно приложила холодные ладони к пылающим щекам, остывая от гнева…
«Сделка… Опять сделка, опять контракт… Хороша же жизнь богатой дамы!» — горько усмехнувшись подумала она. «За последние семь лет с моим телом трижды заключали сделку. Утешало лишь то, что хотя бы один раз из этих трех продавцом была я сама… А теперь предстоит четвертая, а там и — пятая сделка и у меня нет выхода… И ничто меня уже не утешит!»
4.
— Оставь, я сама, — Маргарита отвела руки Кирилла… — Я не хочу, чтобы ты прикасался к моим вещам…
— Только к телу? — усмехнулся тот, провожая насмешливым взглядом скользящий на пол шелк… Что же, это приятно. Это очень приятно. Позвольте мне напомнить, насколько приятно, мадам…
— Я, кажется, помню, — голос Маргариты предательски дрогнул, и она закрыла глаза, чтобы не видеть как розовеет кожа от поцелуев, которых, против воли и разума, ее тело жаждало все сильнее. Ей так хотелось что то сравнить… Что? Она и сама не знала до конца. Но ей очень хотелось узнать… Очень…С того самого момента, как она оказалась здесь, в этой странной квартире с большими зеркалами по стенам, ковром во всю огромную комнату и какими то яркими подушками, разбросанными по ковру, словно птицы. Ковер был мягким, как плюшевое одеяло. Маргарита не чувствовала твердости пола. Не чувствовала она и прикосновений Кирилла. Только с ее телом происходило что то. Оно выгибалось как струна скрипки, оно пело шальную, удивительную песню, и она не могла бы даже сказать была ли у этой песни какая то мелодия, или, может быть, только низкий, бархатный звук ее собственного стона… Оказывается, этот сокровенный миг ничем не отличался от часов, проведенных ею… с мужем. Они тоже всегда заканчивались этим низким бархатным звуком… Вот только обволакивающей ее теплоты и защиты, как это было раньше, с Дмитрием, она теперь не ощущала, не чувствовала. Ее окутывал лишь легкий холодок разочарования и насмешливости Кирилла. Победной насмешливости.