Любовь (Кнаусгорд) - страница 124

— Смотрю хоккей по телевизору.

— Хоккей?

И мы проговорили еще четверть часа. И решили встретиться еще.

Мы встретились, но ничего не произошло, слишком низкое напряжение или, наоборот, слишком высокое, парализующее, мы как будто завязли в том, что хотели друг другу сказать, но не могли.

Светские заходы. Небольшие окошки в ее жизнь: мама живет здесь же в городе, и один из братьев, и все ее друзья. Она в Стокгольме родилась и никуда не уезжала, только во Флоренцию на полгода. А я где жил?

Арендал, Кристиансанн, Берген. Полгода в Исландии, четыре месяца в Норвиче.

Есть ли у меня братья-сестры?

Да, брат и сводная сестра.

Ты был женат?

Был. И, в общем, все еще остаюсь.

У-у.

Ранним вечером в середине апреля она позвонила спросить, не хочу ли я с ней увидеться. Да, конечно. Мы с Гейром и Кристиной ужинаем в «Гюльдапан», приезжай.

Через полчаса она появилась.

Сияя.

— Я сегодня поступила в театральный, — сказала она. — Я так счастлива! Это просто фантастика! И поэтому мне захотелось увидеться с тобой, — сказала она и посмотрела на меня.

Я улыбнулся ей.

Мы прекрасно тусили весь вечер, напились, вместе добрели до моего дома, я чмокнул ее на прощание и пошел к себе в квартиру.

На следующий день позвонил Гейр.

— Парень, она в тебя втюрилась. За километр видать. Первое, что Кристина сказала, когда мы расстались: она светится изнутри, она по уши влюблена в Карла Уве.

— Вряд ли, — сказал я. — Она просто радовалась, что поступила.

— А зачем она тогда тебе позвонила, если она просто радовалась?

— Не знаю. Ты не хочешь у нее спросить?

— А как же твои чувства?

— Хорошо.

Мы с Линдой пошли в кино, по какой-то идиотской причине на новые «Звездные войны», но поскольку кино — детское, то мы с Линдой, констатировав это, ушли в бар «Фолькоперы» и сидели почти молча.

Я возвращался оттуда в подавленном настроении, я безмерно устал, что все варится внутри меня, что мне не удается поделиться ни с кем даже простейшими вещами.

Подавленность прошла. Я научился наслаждаться одиночеством, город еще казался новым, наступила весна, в полдень я надевал кроссовки и обегал Сёдер, десять километров, а на другой день проплывал тысячу метров в бассейне. Я сбросил десять килограммов и снова начал писать. Вставал в семь утра, выкуривал сигарету и выпивал чашку кофе на террасе, откуда видно весь Стокгольм, потом работал до двенадцати, затем бегал или плавал, потом шел в кафе и устраивался там читать или шел гулять, если у меня не было встречи с Гейром. В половине девятого я ложился в постель с книгой, солнце как раз заходило и окрашивало стену над кроватью в кроваво-красный цвет. Я начал читать «Охотников в Каринхалле» Карла-Хеннинга Викмарка, мне Гейр посоветовал; лежал, читал, полыхало заходящее солнце, и вдруг, внезапно, на ровном месте я ощущал дикое, головокружительное счастье. Я свободен, абсолютно свободен, и жизнь прекрасна.