— Ты читал Чехова? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
— Нет? Тебе надо почитать.
Когда она увлекалась, то губы раздвигались раньше, чем говорилось слово, и, пока она говорила, я за ними наблюдал. У нее были красивые губы. А глаза ее, серо-зеленые, были такие красивые, что в них больно было смотреть.
— Мой любимый фильм тоже русский. «Утомленные солнцем». Смотрел?
— Нет, к сожалению.
— Надо нам его как-нибудь посмотреть. Там девчонка играет фантастически. Она пионерка, это такая безумная политическая организация для детей.
Линда засмеялась.
— Мне, похоже, надо много всего тебе показать! Кстати, в «Кварнене» Ярмарка текстов через… пять дней. Я буду читать. Придешь?
— Конечно! А что ты будешь читать?
— Стига Сетербаккена.
— А почему его?
— Я переводила его с норвежского на шведский.
— Правда? А почему мне не сказала?
— Ты не спрашивал, — ответила она и улыбнулась. — Он тоже приедет, я из-за этого нервничаю. Мой норвежский оказался не таким безупречным, как я думала. Но Стиг прочитал книгу и никаких замечаний по переводу не сделал, уже хорошо. Ты с ним знаком?
— «Сиамцы» мне очень понравились.
— Вот их я и переводила. На пару с Гильдой. Помнишь ее?
Я кивнул.
— Но мы можем встретиться и до того. Ты завтра занят?
— Нет, не занят. Хорошо.
Заиграли первые такты российского гимна, Линда встала, набросила куртку и посмотрела на меня:
— Тогда здесь? В восемь?
— Отлично, — сказал я.
На улице у входа мы остановились, к ней домой надо было идти дальше вверх по Хурнсгатан, а кратчайший путь ко мне шел в другую сторону.
— Я тебя провожу, — сказала она. — Можно?
— Конечно, — сказал я.
Мы шли и молчали.
— Странное дело, — сказал я, когда мы свернули на какую-то улочку в сторону Мариабергет. — Мне так нравиться быть с тобой, но я ни слова не могу сказать. Как будто ты на меня немоту наводишь.
— Я заметила, — сказала она, бросив на меня быстрый взгляд. — Ничего страшного. Для меня это роли не играет.
Почему не играет, подумал я. Зачем тебе парень, который ничего не говорит?
Мы снова замолчали. Каменные стены слева и справа усиливали звук шагов по брусчатке.
— Но вечер был хороший, — сказала она.
— Хотя немного странный, — сказал я. — Семнадцатое мая, видимо, у меня в крови, поэтому мне чего-то не хватает. Почему вокруг никто не празднует?
Она легонько провела ладонью по моему предплечью.
В том смысле, что я сказал глупость, но это не страшно?
Мы остановились на улице перед моим домом. Посмотрели друг на друга.
Я сделал шаг вперед и чмокнул ее.
— Тогда до завтра, — сказал я.
— Да. Спокойной ночи, — сказала она.
В дверях я остановился и тут же вышел обратно, я хотел последний раз посмотреть на нее.