— Все равно, — сказал я, ввалился в квартиру, стянул с себя одежду, залез под одеяло и заснул в ту же секунду.
Когда я проснулся, за окном было темно. Линда сидела на кухне и читала книгу в свете красивой лампы, высокой и изящной, — та, на одной ноге и склонив голову, красиво освещала Линду.
— Привет, — сказала Линда. — Ты как?
Я налил стакан воды и выпил ее залпом.
— Нормально, — сказал я. — За вычетом ужаса.
— Я очень сожалею о вчерашнем, — сказала она, положила книгу на подлокотник и встала.
— Я тоже, — сказал я.
— Ты правда хочешь уехать?
Я кивнул:
— Хочу. С меня хватит.
Она обняла меня.
— Я понимаю, — сказала она.
— Дело не только во вчерашнем празднике. Много всего накопилось.
— Да, — кивнула она.
— Пойдем в комнату, — сказал я, — поговорим.
Я налил еще воды в стакан и сел за обеденный стол. Следом пришла Линда, на ходу прикрутив верхний свет.
— Помнишь, как я первый раз пришел сюда? В квартиру, я имею в виду?
Она кивнула.
— И ты сказала, что я начинаю тебе нравиться.
— Мягко говоря.
— Да, теперь я знаю, но тогда на самом деле обиделся. Это слово, kjær, в норвежском — слабое, нейтральное, нравиться может все подряд. Я же не знал, что по-шведски оно значит «влюбиться». И понял тебя так, что я начинаю тебе немного нравиться и в перспективе это может во что-нибудь вылиться.
Она чуть заметно улыбнулась и опустила глаза.
— Я тогда все поставила на кон, — сказала она. — Залучила тебя сюда и призналась в своем чувстве. А ты держался холодно. И ответил, что мы отлично сможем дружить, помнишь? Я все поставила и все потеряла. И была в отчаянии, когда ты ушел.
— Но теперь мы сидим себе тут.
— Да.
— Линда, ты не должна указывать мне, что делать. Иначе я от тебя уйду. И я не только выпивку имею в виду. Я обо всем.
— Я знаю.
Пауза.
— У нас остались фрикадельки в морозильнике? — спросил я. — Ужасно есть хочется.
Я пошел в кухню, вывалил на сковородку фрикадельки, поставил воду для макарон; Линда тоже пришла на кухню.
— Летом ты ничего против не имела, — сказал я. — В смысле против выпивки. Все было нормально.
— Да, — сказала она, — было. Вообще я побаиваюсь, когда выходят за рамки, а тут нет, не боялась, по поводу тебя у меня было ощущение полной безопасности. Просто фантастика. И ни тени опасений, что дело зайдет слишком далеко и превратится во что-то маниакальное и нехорошее. Со мной первый раз такое было. Но теперь все изменилось. Мы не те, что были летом.
— Согласен, — сказал я и повернулся, потому что масло на сковородке растопилось и зашкварчало, растекаясь между фрикадельками. — А какие?
Она пожала плечами: