— Не знаю. Но у меня такое чувство, как будто мы что-то потеряли. То прошло, больше его нет. И я боюсь, что и остальное тоже исчезнет.
— Тем более ты не должна на меня давить. Это же самый верный способ добиться, чтобы исчезло все подчистую.
— Безусловно. И это я знаю.
Я посолил воду для макарон.
— Ты будешь?
Она кивнула и стерла слезы большими пальцами.
Туре Эрик приехал на следующий день около двух, с порога заполонил собой всю небольшую квартиру. Мы сходили в несколько «букинистов», он посмотрел, что у них есть старинного по естественной истории, а потом двинули в «Пеликан», поужинали и до закрытия пили пиво. Я рассказал ему о ночи на вокзале и что хотел сесть на поезд и рвануть обратно в Норвегию.
— Но ведь я должен был приехать?! Что же, мне пришлось бы чесать обратно несолоно хлебавши?
— С этой мыслью я и проснулся, — ответил я. — Туре Эрик Люнн приезжает, какая Норвегия!
Он захохотал и принялся рассказывать мне о любовном романе такой ураганной силы, что наши с Линдой отношения казались комедией, сном в летнюю ночь. В тот вечер я выпил двадцать бокалов пива, и единственное, что я помню из последних часов того вечера, — это что Туре Эрик затеял беседу со старым алкашом: тот присел за наш стол и все время говорил «какой красивый мальчик» и «какой хорошенький». Туре Эрик хохотал и подталкивал меня плечом, тем временем пытаясь выудить из забулдыги подробности его жизни. А потом я помню, как мы стоим перед нашим домом и Туре Эрик забирается в свою машину и укладывается спать на заднем сиденье, а снежинки легко кружатся в сером холодном воздухе.
Одна комната и кухня, вот и вся наша арена. Здесь мы готовили, ели, спали, любились, болтали, смотрели телевизор, читали книги, ссорились, принимали всех гостей. Тесно, но мы приспособились, ничего. Но если заводить детей, а мы все время говорили об этом, то нужна квартира просторнее. У мамы Линды имелась квартира в центре Стокгольма, комнат всего две, но площадь — восемьдесят с лишним метров, по сравнению с нашей, считай, футбольный стадион. Мама Линды жила за городом, а квартиру сдавала и сказала, что может нас туда пустить. Неофициально, поскольку в Швеции договор найма именной и пожизненный, но как бы через обмен, а это разрешено: она переезжает в нашу, а мы в ее.
Мы поехали смотреть.
Такой буржуазности мне еще не доводилось видеть. В углу гостиной — огромный, в русском стиле, камин прошлого века с мраморным фасадом, второй, такой же высокий, но не такой массивный, в спальне. Красивые белые резные панели на каждой стене, лепнина на потолке, в котором четыре метра высоты. На полу — потрясающий паркет елочкой. И мебель под стать: тяжелая, солидная, сделанная на заказ в конце девятнадцатого века.