— Это были семидесятые, — сказал Гейр. — Тогда все было можно.
— Я часто ее стеснялась. Ей вообще незнаком стыд, она вытворяет незнамо что, и, когда она так себя вела, чтобы меня защитить, я готова была сквозь землю провалиться.
— А твой отец? — спросил Гейр.
— Там другая история. Он был непредсказуем, мог сделать что угодно во время обострения. Но нам приходилось дожидаться, пока он это что-то сделает, а тогда уже приезжала полиция и забирала его. Часто нам приходилось уходить, маме, мне и брату. Сбегать из дому, проще говоря.
— А что он делал? — спросил я и посмотрел на Линду. Она раньше говорила мне об отце, но всегда в общем, почти без деталей.
— Да что угодно! Мог забраться наверх по водостоку или броситься в окно. Насилие случалось. Кровь и битое стекло, и насилие. Но тогда приезжала полиция. И снова все становилось хорошо. Если он был дома, я постоянно ждала катастрофу. Но когда она в конце концов случалась, я была спокойна. Для меня чуть ли не облегчением стало, что все уже произошло. Потому что с бедой знаешь, что делать. А вот ждать ее тяжелее всего.
Стало тихо.
— Я вдруг вспомнила одну историю, — сказала Линда. — Однажды нам пришлось сбежать от папы в Норланд к бабушке. Мне было, видимо, пять, а брату семь. Когда мы вернулись в Стокгольм, квартира была полна газа. Папа открыл газовый кран и оставил так на несколько дней. Дверь словно выдавило наружу, когда мама ее отперла. Она повернулась к нам и сказала Матиасу спуститься со мной на улицу и побыть там. Она дождалась, чтобы мы ушли, и только тогда вошла в квартиру и выключила газ. На улице Матиас сказал мне, и я это очень хорошо помню: ты знаешь, что мама может сейчас умереть? Я сказала, да, я знаю. А позже в тот же день я услышала, как мама разговаривает с ним по телефону. Ты хотел нас убить? Не как гипербола, а простая констатация факта. Ты хотел нас убить на самом деле? — Линда улыбнулась.
— Твою историю не переплюнешь, — сказал Андерс. И повернулся к Кристине: — Только ты осталась. Что у тебя за родители? Они ведь живы, да?
— Да, — сказала Кристина, — хотя им много лет. Они живут в Упсале, члены общины пятидесятников. Я в ней выросла с постоянным чувством вины из-за всего, по малейшему поводу. Но они хорошие люди, это их жизненный проект такой. Когда сходит снег и на асфальте остаются песок и щебень, которыми посыпали лед зимой, знаете, что они делают?
— Нет, — ответил я, поскольку смотрела она на меня.
— Собирают его и сдают дорожным службам.
— Правда? — переспросил Андерс и захохотал.
— Естественно, они не пьют алкоголя. Но отец не пьет еще ни чая, ни кофе. Если утром он хочет себя побаловать, то пьет теплую воду.